Зато потом он, по-прежнему не поворачиваясь ко мне, отвел душу в длинном монологе:
— Какой-то мошенник кого-то обманул, и начинается непонятная возня вокруг да около… Это вместо того, чтобы искать преступника:.. Того и след давно простыл, а его якобы ищут… Ищут там, где найти невозможно. Как в бородатом анекдоте про пьяного: ползает тот на четвереньках под фонарным столбом, чего-то ищет… Что потерял? Деньги. Где? Там. А почему здесь ищешь? А здесь светло…
Подогрев себя таким образом и убедившись, что обращение к третьему лицу, как бы к публике, оказалось неэффективным, Валентин Матвеевич изменил тактику.
— Вы неискренний человек. Все что-то крутите, хитрите. Хотели взглянуть на ключи, а теперь везете черт знает зачем, отнимаете уйму времени. Почему вчера не сказали прямо: поедем на дачу, нужно там что-то посмотреть? К чему эта комедия?
Прямое обращение требует ответа.
— Договариваясь с вами, я действительно думал только о ключах. Но со вчерашнего дня я не сидел сложа руки.
«Как и ты, впрочем», — едва не добавил я. Хорошо, что удержался. Зачем этому типу знать, что жалоба сработала, хотя и не совсем так, как ему хотелось бы.
Я впервые мысленно назвал его типом. Он нравится мне все меньше и меньше. Какая-то смесь эгоизма и трусливой наглости. Если так пойдет дальше, не поручусь… Стоп. Тревожный симптом. Кажется, я становлюсь необъективным. А он жует резинку и, видимо, раздумывает: что бы такое я мог узнать со вчерашнего дня?
Дорога свернула к морю. За дачным массивом Каспия пока не видно, но его близость уже ощущается. Неповторимый аромат побеждает запах бензина, нагретого металла и табака.
Машина поднимается на пригорок. Заборы, домишки, деревья проваливаются вниз, и глазам открывается бескрайняя водная гладь. Сейчас, в безветрие, она величаво-спокойна, дышит мерно и глубоко.
Я родился и вырос у моря. Беспомощным щенком барахтался в нем в детстве, соперничал с ним в юности, терпел поражения и одерживал победы и до сих пор так и не смог к нему привыкнуть. Каждая новая, даже мимолетная, встреча волнует меня, как безответно влюбленного мальчишку, и вызывает противоречивое чувство щемящей радости, будто вижу впервые и в последний раз.
Я услышал приглушенный смешок и вспомнил о своем спутнике, Он откинулся В угол сиденья и с ироническим любопытством поглядывал на меня.
— Что вас рассмешило? — поинтересовался я.
— Ничего особенного. Просто я подумал… Вы так странно смотрели на море… Наверное, пишете стихи втайне от своих милицейских коллег?
— Да, поэмы.
Тон у меня поневоле получился злым, хотя вопрос о стихах не мог задеть моего самолюбия. Стихов я никогда не писал. Стихи сочиняет наш замполит Фаиль Мухаметдинов и регулярно публикует их в горотдельской стенгазете. Меня обозлило другое: насмешка обывателя, подсмотревшего у своего ближнего какую-то непосредственную и потому предосудительную реакцию. Я давно заметил: обыватели — самые ревностные защитники внешних норм поведения. Больше всего их шокирует непосредственность. Помню, как несколько лет назад пожилая сотрудница паспортного стола иронически выговаривала мне: «Видела вас сегодня на улице. Инспектор уголовного розыска и ест мороженое…».
— Куда теперь?.. — опросил я.
— За пионерлагерем сверните налево и до конца дороги.
Проулок привел нас к месту назначения. Невысокий каменный заборчик закрывал участок И дом только с фасада, с остальных сторон — железные столбики, обтянутые проволокой.
— Этот замок обыкновенным гвоздем открыть можно, — сказал Валентин Матвеевич, распахивая калитку.
ebooksa