– Какая досада! – сказал Андре. – Мне так хотелось побывать во дворце.
– А вот что я придумал, – вдруг осенило Миана. – Хоть дрессировщик я и опытный, а все же не берусь скоро приручить всех этих лангуров, зато Гануман понимает меня с полуслова, вы сами сегодня утром в этом убедились. Так вот я и пошлю его к лангурам, он объяснит им, что мы хорошие люди и не собираемся причинить им зла, – они нас и пустят.
– Придумать-то ты хорошо придумал, да только сильно сомневаюсь, что случится так, как ты говоришь, – возразил Мали.
– Не знаю, как он поведет речь со своими сородичами, – обиделся за своего друга Миана, – но уверен, что они поймут его.
– Ну, попробуй. Посмотрим, что выйдет из твоей затеи, – сказал старик.
Миана посадил против себя обезьяну и, глядя ей в глаза, стал что-то нашептывать. Затем, выпрямившись, показал рукой на Мали и Андре, на восседавших на стене лангуров и, хлопнув в ладоши, скомандовал: «Ступай!»
Гануман постоял с полминуты, глянул умными, добрыми глазами на Мали и Андре, как бы укоряя их в недоверии, и со всех ног пустился во дворец. Соскочили со стен и окон обезьяны, встретили посланца у ворот, стали оживленно что-то толковать на своем непонятном языке, потом вместе с Гануманом скрылись в воротах.
Прошло несколько минут. Миана стал было уже беспокоиться, не случилось ли чего с его любимцем, как вдруг послышался шум, и обезьяны появились снова; с ними был и Гануман. В сопровождении двух самых больших обезьян Гануман направился к своим господам. Робкие животные, пройдя полдороги, остановились; Гануман же продолжал путь и, добежав до Миана, ловко перекувырнулся несколько раз.
– Нам можно войти! – не задумываясь истолковал этот прыжок по-своему Миана.
Мали усмехнулся:
– Если так, идем. Но повторяю, будьте осторожны!
Путники направились ко дворцу, Гануман бежал впереди. Обезьяны робко сторонились, но ни малейшей враждебности не выказывали. Твердым шагом прошли приятели ворота и очутились в большом просторном дворе, на который с трех сторон выходили фасады зданий красивой, своеобразной архитектуры, а с четвертой – великолепная мраморная терраса. К террасе примыкал огромный зал с высоким золотым сводом, поддерживаемый чуть не сотней яшмовых колонн. Поразили путников и монументальные, выложенные мозаикой ворота – венец строительного искусства индусов.
На крыше невысокого павильона сидела старая-престарая обезьяна. Мали признал в ней вождя, почтительно поклонился и сказал:
– Привет тебе, божественный потомок бессмертного союзника Рамы! Мы осмелились проникнуть в твои владения, но, поверь, не с дерзким умыслом овладеть сокровищами, хранителем которых поставил тебя сам Шива. Молодежи моей очень хотелось поглядеть на замок и его чудеса. Дозволь им войти и провести ночь под твоим высоким покровительством.
Внимательно поглядел старый король на Мали, потом на его спутников, но, по-видимому, ничего не понял из красноречивой тирады старого заклинателя. Когда последний умолк, король поднялся, дружелюбно махнул раза два длинным хвостом и, обогнув медленными шагами крышу, скрылся со своей свитой. Словно по сигналу державшиеся до того в почтительном отдалении обезьяны ворвались во двор и обступили наших путников. Улыбающиеся рожицы, веселые ужимки и прыжки ясно указывали, что намерения у четвероруких были самые дружелюбные. Особенным вниманием они отличили Ганумана, а тот, видимо, все пытался разъяснить своим сородичам, кто эти странные существа, столь похожие на представителей благородного семейства обезьян.
Путешественники со своей стороны с любопытством разглядывали новых знакомых. Особенно забавляли Андре детеныши; более смелые, чем взрослые, маленькие проказники заигрывали с ним и дергали за платье. Матери, нежно прижимая к груди малышей, робко держались в сторонке, подальше от чужеземцев.
Мали, облюбовав себе удобное местечко, расположился на отдых, а Миана и Андре отправились в сопровождении новых друзей осматривать дворец. Пройдя ворота, они вступили в обширный двор с прелестным садом посредине. Налево стоял дворец; нижний его этаж огибала широкая веранда с мавританскими резными арками. Зал, в который вошли путники по невысокой, в несколько ступенек, лестнице, был от потолка до пола богато отделан позолоченной лепниной, инкрустацией и мозаикой из самоцветных камней, бирюзы, агата и кусочков зеркального стекла. Трудно передать словами эффект этого зала, когда в него проникали солнечные лучи и, играя на стенах, придавали хрустальным цветам блеск алмаза.
Верхний этаж, куда поднялись наши друзья, представлял собой изящную мраморную беседку. С одной стороны из огромных окон – вместо стекол в них были вставлены решетки, очень искусно высеченные из мрамора, – открывался роскошный вид на долину; широкая терраса с другой стороны выходила в сад и осенялась ветвями апельсиновых и гранатовых деревьев. Удивительно поэтичным был этот уголок и так пришелся по душе молодым людям, что они решили просить Мали позволить им устроиться здесь на ночлег.
За садом тянулся ряд дворцов, тоже замечательных строгой красотой линий и великолепными скульптурными украшениями. В одном из них стены были обделаны дощечками сандалового дерева с инкрустацией из слоновой кости и серебра; в другом обширные залы пересекались каналами, изливавшими свои воды в широкие бассейны, дно и стены последних были покрыты инкрустацией самых причудливых форм, изображавшей рыб, водяные растения, лотосы и разного рода фантастических чудовищ. Другие бассейны были выложены белым мрамором, окаймленным рамами из ляпис-лазури и агата, либо разрисованы миниатюрами, изображавшими охоту, сражения и мифологические сцены. Словом, в каждом дворце было на что посмотреть и чем полюбоваться.
На ночлег наши друзья расположились в мраморной беседке, куда обезьяны, следуя примеру Ганумана, натаскали им разных плодов из сада. Но вот стало смеркаться, и обитатели дворца разбрелись по своим местам. Остались бодрствовать лишь сторожевые обезьяны; путники заметили, что они всю ночь не слезали со стен, окружавших город.