– Товарищ младший политрук, мне приказано набрать группу для проведения разведки. Приказ командира роты. На каком основании…
– Вы, Плотников, должны знать, что бойцов, семьи которых находятся на территории, так сказать, временно оккупированной врагом, в разведку, тем более через линию фронта, посылать нельзя. Или вы не ознакомлены с инструкцией?
– Так нет же там, куда мы идём, никакой линии фронта.
– Давайте, товарищ сержант, не будем пререкаться со старшими по званию. Или есть какая-то неясность в моих требованиях?
– Да нет, всё ясно. Но мне в разведгруппе нужен человек со знанием немецкого языка.
– Поищите в других взводах. – И Бурман быстро зашагал в сторону батальонного ПН.
Плотников что-то зло сказал про себя и посмотрел на Петрова, как будто и тот был в чём-то виноват:
– Слыхал?
Петров кивнул.
– Только я не понимаю сути. Если мои родители в Калуге, то я теперь что, неполноценный боец Красной Армии?
– Да не в этом дело… Ладно, иди пока во взвод. Я с ротным переговорю.
Вот такая неприятная история произошла под Тарусой неделю назад. Разведгруппа сержанта Плотникова в тот день удачно провела поиск. Вернулись не просто с «языком», а на немецком грузовике, с документами, захваченными в ней. Ротный наградил Плотникова автоматом ППД. Сгоряча отдал свой. «Если бы, – думал Петров, – в разведку пошёл и он, то тоже смог бы отличиться. Но что поделаешь, в армии нужно уметь подчиняться, тем более если существует такая инструкция. И что это за инструкция, которая переводила его, добросовестного красноармейца, из добровольцев-ополченцев в некий особый второсортный разряд людей, которым нельзя доверять?»
В ту ночь они спали в тёплых окопах. Утром ему нужно было заступать на дежурство возле одиночного орудия ПТО, выдвинутого к дороге на прямую наводку. Он проснулся за несколько минут до своей смены, посмотрел на часы и решил поспать ещё минут пять или хотя бы две. И в эти последние мгновения перед заступлением на пост, когда ему казалось, что он и не спал вовсе, ему приснился сон.
Он вздрогнул так, что винтовка выскользнула из рук. Открыл глаза: над окопом на корточках сидел ефрейтор Коновалов и, улыбаясь, внимательно следил за ним:
– Ну что, небось деваха снилась?
– Деваха.
– В штаны не труханул?
– Да нет вроде, – усмехнулся и Петров грубой солдатской шутке.
– А мне, представляешь, ни разу не приснилась. Хоть бы одна…
После полудня их роту сняли с позиции и переправили за Оку. Во время переправы налетела пара «мессершмиттов» и обстреляли паром. Побило лошадей у артиллеристов. Две пули достались ефрейтору Коновалову. Она попала под ключицу, другая в голову на сантиметр повыше лба. Коновалов умер мгновенно. На пароме они стояли рядом. Кто-то из стариков, которых в роте называли «папашами», сказал, укладывая на плоту тело убитого: