Возле штабеля густо пахнущих креозотом шпал стоял пожилой железнодорожник в форменной фуражке, такой же старой, как и он сам. И фуражка, и старенькая фуфайка, и руки его были перепачканы смазкой и угольной пылью. Ведя коня в поводу, Хаустов подошёл к нему. Старик поглядывал то на суету артиллеристов, то в хмурое осеннее небо и ворчал:
– Войско, ёлки горбатые… Вот налетят сейчас…
Хаустов подошёл к нему и спросил, где найти командира части или военного коменданта.
Старик окликнул бойца, стоявшего неподалёку. Тот одной рукой держал у ноги винтовку, а другой чёрный порядочный сухарь. Артиллеристам, должно быть, выдали сухпаёк. Хаустов знал: такие сухари только в сухпайке, который выдавался на двое-трое суток, обычно на марше. По тому, как боец держал винтовку и что к ней был примкнут длинный штык, Хаустов сразу догадался, что это и есть часовой. Боец подошёл, на ходу пряча в карман шинели недоеденный сухарь. По мере приближения к незнакомому человеку с пехотными петлицами, да ещё с немецкой винтовкой за спиной, выражение лица его менялось.
– А ну, стоять! Кто ты такой? – И часовой качнул штыком над плечом Хаустова.
– Ведите меня к командиру. Быстро! – сказал Хаустов.
Часовой вначале растерялся, потом задумался. Снова качнул штыком.
– Ишь, раскомандовался! Я ещё решу, куда тебя, к командиру или к берёзе…
И тут от группы артиллеристов, только что скативших на насыпь «сорокапятку», отделился человек в комсоставской шинели, перетянутой ремнями.
– Что тут такое? Вы кто? – И командир с петлицами майора быстрым взглядом человека, который распоряжался здесь, на лесном полустанке, всем хозяйством и всем личным составом, окинул Хаустова взглядом серых усталых глаз.
– Вот, товарищ майор, задержал. К платформе пробирался.
Хаустов сунул повод в руку часового, вскинул руку к обрезу каски и доложил, кто он есть и по чьему приказанию сюда прибыл. Майор изменился в лице и тут же потащил его в станционный домик. Домик тот казался здесь случайно прилепленным к горам заготовленных дров. Ровные штабеля полутораметровок возвышались до самой крыши казённой постройки, служившей то ли железнодорожникам, то ли лесозаготовителям.
Через полчаса Хаустов и ещё трое офицеров штаба истребительно-противотанкового полка верхами выехали с разъезда. Егозу часовой подкормил овсом (когда понял, что в артполк прибыл непростой посыльный, сбегал куда-то к теплушкам и притащил полмешка хорошего овса). Добрую часть Хаустов теперь вёз с собой, хорошенько привязав к седлу. Когда выезжал, успел заметить, что следом за ним выступила разведка. Но ещё при нём командиры батарей разослали по всей округе патрульные группы по пять-шесть человек с пулемётом. Командир истребительно-противотанкового полка майор Сапегин, прочитав записку старшего лейтенанта Мотовилова, спросил, почему не прибыл сам командир боевого участка.
– Рота сейчас в бою, – коротко ответил Хаустов.
– Рота… Почему рота? У меня данные, что здесь держит оборону отряд числом до батальона.
– Нас там три взвода. И уже неполного состава.
– Чёрт бы их всех побрал!.. Кто будет прикрывать наши огневые?!
– Мы.
Майор с неприязнью посмотрел на Хаустова и спросил:
– Вы кто по званию и должности?