Леший

Мы остановились у церкви. Высокий деревянный крест по-прежнему торчал на косогоре.

– Вот, – сказал Нелюбин. Обычно здесь все сидят, кому надо. Сядешь, ноги вытянешь, отдыхаешь на лужке. Крест кому-то понадобился, будто здесь у нас кладбище. Камней натаскали… козлы. Ума не приложу, для чего это надо. Никогда здесь не было крестов, старики помнят…

– А давай его выдерем и под яр. – Грузин улыбался. – Раз здесь он не должен стоять. Махновцы, может, поставили.

– Откуда здесь они?! – У Нелюбина глаза полезли на лоб. – Ну, ты, Грузин, даешь. Забыл, где обитаешь? Хе-хе-хе… Эти его поставили… Черти! Хрен их поймешь, чем они занимаются. Движение какое-то, что ли. То ли тайгу охраняют, то ли веру новую строят. В общем, эти самые. – Он прислонил указательные пальцы к основанию лысины, изобразив рога. – Неделю назад здесь их в воскресенье видели. А может, еще раньше. Непонятные. Скользкие. Вроде говорят конкретно, по существу, а копнешь – пустота. Одна трухлявая солома, словно её мыши зубами исстригли.

Забрав из салона сумки, мы ступили под гору. На песке расстелили оранжевую палатку. Совсем недавно она принадлежала мне. Теперь у нее статус ничейной собственности – так и будет кочевать туда-сюда, пока кто-нибудь из рыбаков не приберет к рукам.

Оба участковых собирали вдоль берега сухие, изглоданные водой палки. Грузин, присев на корточки, подкладывал под охапку веток кусок бересты, чиркал спичкой.

Я поспешно разделся. Вода была замечательной. Как раз в этом месте двое аквалангистов подкараулили физика. Надо опередить гвардию, пока воду не замутили.

– Сейчас и мы к тебе…

Полупьяный глава присел к костру, цепляясь пальцами за шнурки. Он торопился. В реке только его не хватало.

Берег круто уходил на глубину. В двух метрах от его кромки было уже по грудь. Я нырнул и сразу открыл глаза: подо мной тянулся волнистый песчаный берег, местами усеянный мелкими камнями. Отличное место для купания и убийства, потому что отсюда можно быстро уйти на глубину, удалиться под водой за излучину, выбраться на берег, сесть в машину… Можно и не выбираться на берег, а просто подняться на борт ожидающего катера. Ушлый пошел душегуб, изворотливый. Ко всему способный, быстро обучаемый. Особенно если за работу платят хорошие деньги.

Место происшествия – дно реки. Его никто не осматривал, поскольку потерпевший после утопления оказался на берегу. Будь по-другому, сюда пригнали бы водолазную группу, прочесали вдоль и поперек дно. И составили бы протокол. Протокола нет. Да он и не нужен теперь никому. Если там, на дне, что и было, давно унесло течением вплоть до Обской Губы. А там и Ледовитый океан рядом. Унести могло при условии, что предмет тот относительно легкий. Предмет этот держится в водяной среде, как бревно-топляк, – не всплывает и на дно не ложится. Топляк – настоящая гроза маломерного флота. А если вещь тяжелая? Она будет лежать на дне, пока не опустится под собственной тяжестью по наклонному дну еще глубже и не будет замыта песком. Там ей и лежать, покуда археолог какой-нибудь не наткнется. К тому времени окаменелый предмет утратит актуальность.

Отмахнув вразмашку метров на десять от берега, я опустился на глубину вниз ногами, щупая ступнями осклизлые камни. На дне оказались булыжники. Физика, вероятно, поджидали именно здесь, однако напали на него ближе к берегу. Бедняга был неплохой пловец. Это было сразу заметно. Убийцы могли выдумать другой способ устранения, но воспользовались почему-то этим. Хорошо бы иметь подводный фонарь, но тогда господа на берегу поймут, чем занимается полковник.

Я нырял, не боясь за глаза. Мягкие контактные линзы отлично защищали даже от песка.

Нелюбин, сгорбившись и подобрав живот, пытался войти в воду. Однако, слегка подмочив трусы, раздумал и возвратился назад. То ли вода показалась холодной, то ли его позвали назад, пока я был под водой.

От постоянных погружений в голове гудело, как в корабельном трюме. В мозгу вперемешку с радужными кругами вспыхивали и гасли звездочки. Глаза начинало саднить, но я продолжал нырять, пока это занятие окончательно не опостылело.

Напоследок я решил: нырну еще раз, как когда-то давно. Нырнуть надо было на глубине и, направляясь к берегу поперек наклонного дна, выйти на поверхность в полуметре от суши. Поднимаясь примерно под углом в тридцать градусов, я шел вперед. На дне становилось все светлее. И вот она, как я сразу ее не заметил. Плоская баночка. Лежит возле кромки берега и хлеба не просит. Я уже задыхался. Поспешно подняв ее со дна и едва рассмотрев, я вынырнул и, тяжело дыша, вышел из воды. Оставалось немного: положить находку незамеченной. Открыв «дипломат», я положил туда находку вместе с водонепроницаемыми часами. Едва ли за мной приглядывают. Пусть сохнет, а там посмотрим, что в ней хранится. Вероятно, баночка хранилась у физика в плавках и могла выпасть, когда я вытаскивал потерпевшего из воды.

«Гусары» разливали водку, теребили рыбу. Сверху, от церкви, равнодушно смотрел в нашу сторону милицейский «уазик».

Мы выпили. На этот раз просто так. И я направился, наконец, к кустам, за которыми раньше стояли наши палатки – моя и физика. Вот мое место. Вот место физика. Остались нетронутыми даже колья, забитые в землю. Может быть, потерпевший оставил после себя какой-нибудь след, который поможет выйти на его врагов.

Осмотр кустов и травы ничего не дал. Трава как трава. Даже бумажек нет никаких. Здесь словно пылесосом кто-то поработал. Ничего не поделаешь. Придется возвращаться. Не на коленях же ползать. Начнут спрашивать. Придется лгать: потерял резинку… от трусов…

Оставалось еще одно дело, еще одна задумка, в которой мои новые друзья точно были бы только помехой. И я возвратился к реке.