the Notebook. Найденная история

22
18
20
22
24
26
28
30

Вот почему я удивилась тому, что участок, на котором стоял дом моих друзей, остался практически не тронутым. И снова я миновала дом, мне хотелось навестить замёрзший пруд, что-то меня туда влекло, или просто я осознавала, что больше не увижу его. Лучше бы я туда не ходила! Теперь мне стало ясно, куда делся скот моих друзей. Вся поверхность льда была усеяна закоченевшими и припорошенными сверху снегом телами несчастных животных со всего Лона. Козы, коровы, свиньи, куры и утки вперемешку, со вспоротыми животами и отрубленными головами. Местами лёд не выдержал тяжести этой людской жестокости и проломился под телами бессловесных тварей, но большая часть оставалась над водой. Этакий молчаливый адский памятник бессмысленной бойне и человеческому садизму. Я расплакалась, рыдала и проклинала тех, кто свершил этот лишённый смысла чудовищный акт насилия. Если люди ещё могут дать отпор людям, то животные, в особенности домашние, беззащитны перед людским безумием и жаждой крови.

Только после лицезрения этой дикой и вмерзшей в снег и лёд сцены убийства, я решилась вернуться и зайти в дом. Дверь была плотно прикрыта, но не заперта. Оно и понятно, хозяев в нём не было, да и следы тех, из-за кого они покинули своё жилище, давно были укрыты белым снегом. А может, я просто беспечна, но перешагнув за порог, я прикрыла за собою дверь плотнее.

Дом остыл, это первое, что я ощутила ещё в предбаннике. Следующее что я ощутила, было отсутствием запахов. Не то чтобы в помещении было не уловить совсем ничего. Конечно, запах одежды присутствовал, и с кухни несло прокисшей едой, остатки которой оставили на кухне. Но людьми в доме не пахло, хотя прошла неделя. Я тогда подумала, как быстро улетучивается дух человека, если он пропадает на несколько дней из дома, как скоро жилище становится нежилым и неуютным, несмотря на наличие других спёртых запахов.

И вновь я поразилась тому, что дом не подвергся погрому и осквернению. В обеих спальнях виднелся беспорядок, но незначительный, лишь комья земли, слетевшие с подошв сапог незваных гостей, указывали об их пребывании. Кухня уцелела и понесла потери лишь в несколько тарелок и чашек, но в целом сохранила порядок, установленный хозяйкой задолго до того утра. Даже зеркало, висевшее над рукомойником, – стеклянный прямоугольник в пластиковой оправе, что привычно высится над приборной панелью любого автомобиля, – уцелело, пережив как минимум две катастрофы.

Чем так ценен был этот дом для Медрода, раз он приказал своим людям, небрежным в отношении чужой собственности, не трогать дом и двор? А может это была воля Волка? Что если Он не ушёл вслед за Медродом, а остался поджидать меня? Я так и села на табурет у окна, не раздеваясь, в доме всё равно было холодно, чуть теплее, чем за окном. Я проверила Феликса в сумке, мороз не добрался до него сквозь плотную ткань, но я всё же опасалась чем-либо навредить своему маленькому компаньону. Из дома я прихватила с собой в дорогу пачку галет, три яблока, бутылку с водой и шоколадку. Это слишком мало, но я надеялась на удачу и на запасы Марии. В доме был подпол, я знала, где он, но ни разу туда не спускалась. Он был в задней части дома, как раз напротив хозяйской спальни. Константин так искусно сделал крышку люка, что её невозможно было отличить от остальной части пола, так плотно и ровно она ложилась. И ручки в крышке не было, за счёт хитрого механизма стуком о нужную деревяшку, квадратная дверка приподнималась на пять сантиметров от пола, достаточно, чтобы подцепить пальцами крышку. И безопасно, учитывая, что в доме жили маленькие, но юркие дети.

Пятая дощечка слева от порога спальни. Так. И две дощечки в направлении предбанника. Я постучала пальцами легонько по лаковой поверхности деревяшки, затем встала и топнула, как следует по ней. Раздался щелчок, и часть пола приподнялась, обозначившись теперь видным квадратом с длиной стороны в метр. Я тут же склонилась и просунула пальцы в тёмную расщелину, крышка поддалась на удивление легко, встав вертикально. Фонарик всегда со мной. По устойчивой и добротной лестнице я спустилась в подпол высотой в два метра, где строгими рядками на деревянном настиле стояли аккуратные стеллажи со всякой снедью, нетронутые захватчиками. Ещё раз я убедилась, какой хозяйственный муж достался Марии. Вся мебель в доме была создана его руками – стеллажи, полки, табуреты, столы, кровати и шкафы. Константин был умелым плотником от рождения, только талант его проявился после падения цивилизации.

В подполе было теплее и суше, чем в доме. Я отобрала себе в корзинку, предусмотрительно захваченную с кухни, пару головок сыра, каждая размером с грейпфрут, также отложила немного творога в небольшой контейнер, что лежал в моей сумке. Не удержалась я от солёной грудинки, отрезав кусок размером с ладонь и завернув его в ткань; выудила из припасов большущего закопчённого сома и отрубила себе четверть рыбины. В корзину отправилось штук восемь картофеля, пять крупных куриных яиц, и полкочана капусты. Капуста для Феликса, мой друг, как и я, нуждался в приёме пищи.

Закрыв люк, будучи наверху, я проверила, чтобы крышка вернулась в своё первоначальное состояние, звук тихого щелчка возвестил, что механизм в порядке. Пол снова был единым целым без какого-либо намека на секрет, что хранился напротив спальни.

На кухне я отыскала куски недоеденного хлеба в шкафчике. Хлеб лежал под льняным сукном полотенца, может, поэтому не успел полностью зачерстветь, а может, дополнительно подействовал холод, сковавший дом изнутри, заморозивший всё до возвращения хозяев. Но зачем кому-то оставлять куски хлеба в шкафу и заботливо прикрывать его, зная, что хозяева сбежали и вряд ли вернутся?

Я отогнала вернувшиеся беспокойные мысли и сложила найденный хлеб в корзину, завернув его в то самое полотенце. Теперь осталась самая малость. У Марии имелась торба, похожая на мою сумку, но проще, она была сшита из серой парусины, бог знает, где раздобытой моими друзьями. Продукты из корзины перекочевали в эту торбу. Теперь я могла покинуть дом и спокойно отправиться в путь с двумя сумами наперевес по бокам. Это удобнее, чем тащить корзину, и руки свободны. Осталось попрощаться с домом.

Я подошла к окну и вспомнила о тех многих тёплых радостных часах, что провела сидя напротив его широкого подоконника, заставленного засушенными букетами из весенних и летних цветов, что каждый год дарил с завидным постоянством хозяин своей хозяйке. Мария ни один не выбрасывала, она их сушила и аккуратно вставляла в кувшины, а когда места не хватало, то оставшиеся сухоцветы развешивала по стенам кухни. Сухие букетики придавали кухне ещё больше уюта и одухотворенности, а в осеннее и зимнее время возвращали воспоминания о зелёной весне и цветочном лете.

Я спросила однажды у подруги, почему она старательно хранит все цветы, что дарил ей Константин с весны до поздней осени. Она улыбнулась своей очаровательной юной улыбкой и ответила, что муж собирал эти цветы для неё и, думая о ней, а значит, в её обязанность входит хранить его дары. И каждый раз, глядя на эти цветы, она будет знать, что любима и нет другой женщине места в сердце мужа, а он, смотря на сухоцветы, развешанные по кухне, будет уверен, что жена дорожит его дарами и ценит его любовь. Весной она бы их выкинула, чтобы освободить место для будущих свежих цветов, но не в этом доме уже.

За окном мелькнула тень, я замерла и прислушалась, но тишина осталась прежней. Может чья-то кошка или собака уцелела после налёта банды Медрода, и теперь голодное животное бродит меж мёртвых остывших домов в поисках пищи и тепла. Но было слишком тихо во дворе, я подумала, что мне этот промельк тени почудился.

– Ну, здравствуй, милая. Я достаточно дал тебе времени на проводы с этой лачугой? – Я аж подпрыгнула и вскрикнула от неожиданности, голос Волка звучал за моей спиной. – Ну, что ты. Не стоит делать вид, что ты ничего не почувствовала и не заметила моё появление.

– Так это была твоя тень! Но как ты смог пройти так тихо? – Теперь я стояла лицом к своему недругу, который довольно ухмыляясь, перешагнул порог кухни.

– Ничего особенного, милочка, я тоже не обделён трюками, которые ты и подобные тебе называют силой или даром.

Волк вальяжно уселся на ближайшем табурете и жестом руки, обтянутой в неизменную кожу перчатки, указал мне на другой табурет, предлагая присесть. Он был одет так же, как и при последней нашей встрече, всё такой же нелепый франт, облачённый в дорогие изыски моды прошлых времен. Глаза по-прежнему скрывались за тёмными стеклами круглых линз, и оскал белых острых зубов по которым Он то и время проводил языком, одновременно доводили до мурашек и завораживали. Я отрицательно покачала головой.

– Сядь! Я хочу поговорить. – Властный голос Его заставил меня опуститься на табурет у окна.

– Это что-то новенькое. Ты раньше предпочитал сразу кидаться и рвать шею. – Не удержалась я от порции сарказма. Но то был мой страх. – И что же такого важного я услышу? Что теперь мне не удастся уйти? Что всё кончено?

– Прекрати! Какая же ты всё-таки язва, наблюдатель. Уйти тебе и правда не удастся, но я окажу тебе последнюю милость и поведаю истину. – Волк снял очки, и аккуратно сложив их, бережно положил на стол.