В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

Несколько раз между бегущими, когда пули валили на землю то того, то другого мелькала фигура седого офицера.

Он словно стоял на коленях на красном ковре…

Под ним была лужа крови…

Теперь он опирался левой рукой о землю. Правая рука по-прежнему была над головой.

Когда перед ним и вокруг него валились люди умолкая навеки, и крики «банзай» в эти мгновенья обрывались вдруг в передних рядах, его голос один раздавался отчетливо и ясно, пронзительный, немного визглявый и дребезжащий, будто в горле у него перекатывались металлические шарики, как в костяном свистке.

Пять или шесть человек, добежавших до окопов, были тут же заколоты…

Пространство между окопом и атакующими мало-помалу заполнялось трупами…

А седой офицер, стоя на своем кровавом ковре, продолжал выкрикивать, провожая глазами пробегавших мимо и оглядываясь назад, когда пробегавшие оказывались впереди:

— Банзай!.. Банзай…

Но назади уже дрогнули.

Как вздрагивает иногда один человек, так дрогнули эти многие сотни сразу, неожиданно.

Будто сам страх, до сих пор скрывавшийся где-то, показался и крикнул свою команду:

— Стой! Назад!

Но отделившиеся от общей массы, эти смельчаки или глухие, или слепые не слышали голоса страха… Они продолжали бежать вперед врассыпную, отделяемые друг от друга трупами выбитых из строя товарищей, спотыкаясь на эти трупы, перескакивая через них…

Может-быть, их вдохновлял седой офицер?

Вон он… Уж охрип, а кричит.

— Ваше скородие, дайте я его…

Ротный чуть-чуть подвинулся.

Мимо него, между ним и краем бруствера, согнув спину и втаптывая в магазин винтовки новую обойму, быстро переставляя согнутые ноги, скользнул рядовой Орефьев.

Потом он медленно выпрямил спину.