В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

Василий Никитич даже чуть-чуть приподнялся в кресле, положив обе руки ладонями на край стола. Глаза у него округлились; зрачки стали прямо посредине белков.

— Как про меня? — выговорил он глухо.

— Про вашу, значит, наружность и про нумера…

Жмуркин крякнул.

— Говорят, вот, мол… Один говорить: «Можно на него положиться?» А другой: «Я такого не в первый раз вижу. Если, — говорит, — он при часах и сапоги лаковые и притом номера держит, то можно».

Он умолк.

Молчал и Василий Никитич. Глаза у пего стали как стеклянные, без всякой мысли. Весь он словно оцепенел.

Жмуркин заговорил снова:

— И потом, говорит это другой, говорит: «а кроме того, я навел справки, что он торговал водкой потихоньку». По-нашему, значит, из-под полы — пояснил он от себя и кашлянул в руку.

— По-японски говорил? — крикнул Василий Никитич, блуждая по комнате глазами и на мгновенье даже остановив их на потолке, на том месте, куда смотрит Жмуркин.

— Я же вам сказал, — ответил тот.

Василий Никитич встал из-за стола и заходил по комнате.

— Мне и то казалось, — бормотал он, разводя руками, — чего они на меня так смотрят… И опять же по выговору слышу… Гм…

Вдруг он остановился перед Жмуркиным.

— Жмуркин!.. А ты не врешь?

— Вот вам крест, — сказал Жмуркин и перекрестился.

* * *

В комнате, снятой таинственными путешественниками в резиновых плащах, находились Жмуркин и Василий Никитич.

Таинственные путешественники только что ушли, заперев дверь своего номера на ключ.

Но у Василия Никитича нашелся другой ключ, и он сказал Жмуркину:

— Жмуркин, пойдем и посмотрим.