В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

— Христопродавец…

Скривив губы, несколько секунд он молча смотрел на Василия Никитича, потом заговорил, все так же кривя губы:

— Правильно они про тебя поняли, что на тебя можно положиться… хотя, впрочем, что от тебя ждать…

Василий Никитич вскочил.

Он вспомнил, что час тому назад ему говорил Жмуркин.

Точно толкнуло ему что в грудь.

Опять загромыхали за окном колеса, задребезжали стекла… Казалось, не по улице, а в нем самом грохочут колеса и давят его.

— Гадина! — сказал Жмуркин. — Люди на смерть идут, а ты…

Дверь чуть-чуть скрипнула, приотворилась и сейчас же опять быстро захлопнулась.

Щелкнул ключ. Вслед затем по коридору раздались быстрые, почти бегом, удаляющиеся шаги…

— Они! — крикнул Жмуркин. — Давай ключ.

Но Василий Никитич забыл, куда он сунул ключ. Он остановился неподвижно посреди комнаты и тупо глядел на Жмуркина.

По-прежнему по улице грохотали зарядные ящики, и Василию Никитичу чудилось, будто зарядные ящики проваливаются куда-то вниз, и он проваливается вместе с ними.

И вдруг в нем вспыхнула злоба на себя, на японцев, этих владельцев неисчислимого богатства, заключающегося в чемодане.

Он подбежал к окну, вышиб стекла и закричал:

— Держи их, лови!..

На мгновенье среди пешеходов, лепившихся по деревянным мосткам-тротуарам, мелькнули серые плащи.

— Вон они!..

Но плащи мелькнули и скрылись…

Василий Никитич схватился руками за голову, крепко зажав в пальцах волосы, и заскрипел зубами.