Не отвечает.
Живица выкидывает из возка тюки с шерстью, порет ножом упаковку. Кидает в возок огромные клубы шерсти — мягкую постель для Сашки готовит. Выстилает полвозка, кладет сверху полотнище с упаковки распоротых тюков. Укладывает раненого. Ноги, руки, голова Сашки свесились бессильно.
Живица вскакивает на возок и приказывает глухо:
— Смотри за ним!
Возок движется. Едем вдоль границы, она километрах в трех от нас. Катимся без дороги по лугам и полям. Я держу в руках пистолеты.
Опускаюсь на колени рядом с Сашкой. Вижу: разомкнул веки. Шепчет что-то. Наклоняюсь.
— …Мешочек… мешочек сними… на шее… под рубашкой…
Поспешно расстегиваю на нем куртку, блузу и рубаху.
Снимаю замшевый мешочек. Он плотно набит.
— …Отдашь Феле… Бумажник вынь…
Вынимаю его из бокового кармана куртки.
— Пятьсот долларов тебе… пятьсот Живице, — шепчет Сашка.
— Лады, — говорю ему.
— С купцами и Барсуком Живица поладит… Скажи ему.
— Да чего ты, ничего с тобой не случится, — говорю, — сам все сделаешь и уладишь.
— Не… кончено со мной… Сделай, как я сказал.
Замолчал.
— Может, сделать чего? — спрашиваю.
— Не… ничего уже. А ты — уезжай…
Молчу. Подкладываю ему шерсть под голову… Снова заговорил он, очень тихо: