Срываемся с места. Возок глухо рокочет, мчась через луг. Подпрыгивает на кочках. А конь рвется все быстрей!
— Но-о! Едем! — кричит Живица на всю границу.
— Ну, холера, с ума сошел!
— Э-ге-ге! — голосит Живица.
И конь мчится еще стремительней. Это контрабандистов конь. Знает нас. Знает, что ведем себя не так, что произошло что-то особенное. Может, удивляется, что не слышно выстрелов из карабинов.
— Пош-шел!
Живица сует пальцы в рот и свистит пронзительно. Я сижу на охапке шерсти, растерянный. Не знаю, где мои пистолеты. Ничего не знаю, понять не могу… Луна заливает светом. Слезы застят глаза.
— Э-ге-ге!!! Пошел! — страшный Живицын рык разносится по всей границе. «Зачем он так?» — спрашиваю себя, кусаю губы.
Что еще случилось той ночью? Ничего большего и горшего уже не могло случиться. Ничего! Самое плохое уже случилось.
Сбоку гремят выстрелы из карабинов — прощальный салют пограничников Сашке. Возок скачет, как мяч. Конь несется вперед ураганом. Луна танцует по тихому небу, и катится по границе:
— Э-ге-ге! Давай!
Ничего больше не могло случиться! Не могло!
Рано утром лег снег и больше уже не сходил. С утра легла «белая стежка». С нами покончено. Черная стежка нам уже не нужна. Сашки Веблина уже нет.
Потому в 1923-м году и пришла ранняя зима.
15
Когда смерклось, я пришел в Раков. Боковыми улочками, заулками прокрался к дому часовщика Мужанского. Застал Петрука Философа. Я и сам не знаю, отчего сразу к нему пошел. Петрук сидел рядом с кроватью, где лежал Юлек Чудило, и читал ему книжку.
— Где Щур? — спрашиваю.
— Не знаю. Давно не видел. Он с «дикими» ходил.
— А Лорд?
— С группой пошел. Еще не вернулся.
ebooksa