Всемирный следопыт, 1930 № 09

22
18
20
22
24
26
28
30

Записаны и переведены Ф. Дудоровым

ЛЮДИ ИЗ-ЗА ГОР

СТАРАЯ САМОЕДСКАЯ ПЕСНЯ Из-за гор высоких люди Привезли болезни в чумы, Чтобы в тундре умирали Тунгусы и самоеды. Люди в тундру приходили Из-за гор, высоких гор. Много говорили, много Самоедам из Ямала. Приносили в тундру люди Огневой воды в бутылках И из тундры увозили Голубых песцов и белых.

СУОМАЛАНДЕ

ЛОПАРСКАЯ ПЕСНЯ Твои глаза из голубых озер, Зеленый ягель — локоны витые. Суомаланде[3]) — родина моя, Суомаланде нет страны красивей. Когда сияньем расцветает небо, Лиловым светом окропив снега, Мы в легких чуйках Любим из погоста На оленях быстрых выезжать. Уснула в буйном океане ночь, Вернулось солнце в тундру погостить Бесчисленные стаи птиц На гранитных скалах говорят. Суомаланде — родина моя, Суомаланде нет страны красивей. Ее глаза из голубых озер Зеленый ягель — локоны витые.

ПЕСНЯ О ЛЕНИНЕ

ЛОПАРСКАЯ В море плавает льдина-гора, В море плавает остров большой. На той на горе ледяной Пророк-воевода живет. Ай ты остров, большая гора! Покажись нам Один хоть разок! Ай ты, Ленин — Большой Человек, Ты на жизнь лопарей погляди! Расплодились оленьи стада! Хорошо лопарю, хорошо! Ай ты, Ленин — Большой Человек, Благодарность от нас принимай! Льдину моет морская волна, Льдину ветер-буян стережет. В гости к нам на погост приходи, Человек-воевода Большой. Льдину моет морская волна, Льдину ветер-буян стережет. На той на горе ледяной Ленин в малице новой стоит. Он прогнал из погостов купцов, Тундрой с морем Велел лопарям С самоедами лопской земли Сообща полюбовно владеть. Рисунки к песням Севера сделаны тунгусскими художниками (доставлены Быковым).

ОБМАНЧИВАЯ ЗЕМЛЯ

Рассказ Ю. Бессонова

Рисунки А. Шпир

I. На промысле

На плоту промысловые девушки пели о соленой моряне[4]), о тяжелых волнах, погубивших милого, и жаловались на злое море:

Я просила: отдай мне милого, А море шумит: не отдам…

Но сегодня ветра не было, море было спокойно.

С начала весны, когда снялся с Волги лед, шаланды — плавучие промысла — покинули берег и больше чем на месяц ушли с ними рабочие, чтобы уже не возвращаться на землю до разгара лета. Буксирные пароходы привозили им продовольствие, а обратно, отплевываясь сизым дымом, тянули тяжело груженные воблой высокобортные парусные рыбницы и пузатые плоскодонные речные прорези, которые в своем дырявом решетчатом брюхе несли бьющуюся живую рыбу.

На промыслах, под широким навесом, растянувшимся вдоль берега, сидя на коротких скамьях, работали плотовые девушки-резалки. Одни, острыми ножами разрезая вдоль воблу, приготовляли «корбовку», другие огромной иглой нанизывали на тонкий шпагат отливающую сталью рыбу и вспарывали животы плоским, с удивленно вытаращенными глазами лещам. Рыба билась, вырывалась из рук, звонко шлепала «плесом»[5]) по мокрым скамьям и медленно усыпала под ножом, вздрагивая разовым телом и топыря плавники.

На плоту сортировщики разбирали рыбу, откидывая в отдельные кучи блестящую с огромными подведенными глазами воблу, пеструю щуку со змеиной головой и гибким телом, зеленобрового жериха, золотистого сазана, красноперого окуня, ленивого судака, серебряную чухонь, белоглазку, тарашку…

— Девушки! — закричал кривоногий приземистый парень, вываливая у скамей из тачки легкоскользящую рыбу. — Девушки, чего вы грустную поете? Море— оно пустое… Спели бы вы мне что-нибудь веселое, божественное… ну, хоть насчет картошки…

Довольный своей «остротой», парень хихикнул и толкнул тачку под ноги стройной девушке, ловко орудовавшей ножом.

— Наташка, зачни погромче!

— Не мешай! — вскрикнула девушка, выпуская из рук леща. — Пусти же! — сказала она, отталкивая тачку, которой парень старался свалить скамью.

Наташа вскочила, и скамья грохнула.

Наташа

Девушки возмутились.