Профессор, все так же лежа на спине, закинул одну ногу на другую. Очки на глазах. Так, очевидно, ему удобнее думать. Обижается на этого алкаша.
Одет уж очень заковыристо: на ногах какие-то высокие красные ботинки, зашнурованные на щиколотках. Кожанка почти новая. Светлая рубашка из-под куртки выглядывает. Легкая курточка, летняя. Он ее не снял, а только расстегнул. Снял патронташ, чтобы не мешался.
Верзила дымил. Но во рту у него была не сигарета и не папироса, а самокрутка толщиной в патрон двадцатого калибра. Не выпуская ее изо рта, он потянулся опять к канистре, решительно вскинул ее рывком. Услышав бульканье жидкости, бородатый опустил ноги и приподнялся слегка, опираясь на локти.
— Последняя, Профессор! — осклабился верзила. — Не повредит. Я свою мерку знаю.
23
Мы с Кольчей высоко вскарабкались на скалы и лежим на карнизе, который я приметил еще снизу. Карниз этот как бы уползает под козырек: над ним нависла огромная серая глыба, разрисованная ржавыми потеками и лишайником. Когда мы карабкались сюда, у меня все время было такое ощущение, что даже камни и те от пожара уже раскалились, как банная каменка. Плесни водой — зашипят.
Лощина утонула в смрадном горячем дыму.
— Мишаня, а ты — на уровне! — отдышавшись, пробормотал Кольча.
— Брось ты! — небрежно кинул я и подумал: «Будешь на уровне! Если жить охота…»
Все же мне приятно было услышать похвалу от Кольчи. Она как-то поднимала меня в собственном мнении о себе. Уж если честно признаться, то я и сам не ожидал от себя такой быстрой реакции и сообразительности, которая появилась у меня на пожаре. (Хотя и промашку дал — надо было сразу на гору бежать.) Радостно мне было сознавать, что я хотя и перетрусил порядком, но головы все же не потерял. Значит, я не какой-нибудь ахалам-балам, а все же здраво мыслящий человек, не лишенный некоторой храбрости.
Пожар уже подкатился к тому месту, где мы летяжек видели. Красные гривы огня, извиваясь, захлестнули всю лощину от горы до горы. Там, где стоят зеленые кедры, они замедляют свой бег, а по сухостою несутся во всю прыть. Живые деревья, накрытые огненным валом, взрывались гулко и с треском швыряли в небо клубы дыма и смрада. Кедры горят ярче и жарче всех деревьев. Острой болью резануло нас с Кольчей по сердцу, когда умирал раскидистый исполин на опушке, оказавшийся ближе всех к нам. Сучья его огонь слизнул в один миг и фонтаном рванулся высоко вверх.
Трах!
Будто пушечный выстрел прогремел. Толстый ствол кедра раскололся пополам от комля до макушки и грохнулся в разные стороны. Тучи искр взметнулись в небо.
Кольча вскрикнул так, будто на колючку боярки наступил босиком.
— Ох, гадство! Сто лет надо ждать, пока такое дерево поднимется!..
Он уже нисколько не сомневается, что тайгу подожгли Антошка и дружок его. Зачем? Ванюшку заметили ну и решили шугануть, пустили красного петушка.
— Да ты нос не вешай! — утешает меня Кольча. — Командор не пропадет!
Пожар на убыль пошел. Огненный вал изогнулся, сломался весь, подчищая в лощине все живое, что еще не успело убежать, улететь, уползти и ускакать. Звери и птицы скопом кинулись за речку. Общая беда точно сдружила их всех, позабыли про тысячелетнюю вражду. Сверху нам хорошо видно, что делается на берегу. Никому бы я не поверил, если бы собственными глазами не увидел, как бегут рядом бок о бок исконные враги колонок, два соболя и стайка белок. Бегут и ни малейшего внимания друг на дружку не обращают. Будто ни они, ни предки их никогда не пускали кровь друг другу, не закусывали друг другом, не рвали шубки… А волк, прижав уши и вытянув хвост поленом, догнал чуть живого от страха зайчишку с подпалиной на боку и даже головы в его сторону не повернул. Одна обжора росомаха решила половить рыбку в мутной воде, поживиться, пользуясь случаем. Эта вместо того, чтобы за речку плыть, забралась на сучкастую сосну, одиноко стоявшую в молодом ольшанике у берега.
— Хорошенькое дело! — возмутился Кольча, скрипнув зубами от бессильной злости.
На Кутиме шла суматошная переправа.
ebooksa