Белая таежка,

«Да он же как сыр в масле катается, если уже не первый год золотишко промышляет!» — думал я, не без робости ощупывая его карманы.

Сопротивляться или возмущаться Профессор и не думает. Наоборот, он даже поворачивается ко мне так, чтобы я скорее заканчивал эту процедуру. Он со мной как с ребенком забавляется. Кольча видя, что мне некуда положить изъятые у Профессора вещи, оказывает услугу: приносит мою кепку. Свою он потерял, как я уже говорил. Я первым делом вытащил у Профессора из ножен охотничий нож. Дорогой, с белой костяной рукояткой.

— Вот тут еще один, — забывшись, Профессор опустил одну руку и коснулся пальцами узенького набедренного кармашка.

— Руки! — рявкнула жестко Галка.

Палец ее лежал на спусковом крючке. Ружье было наставлено прямо в грудь Профессору. Я старался держаться немного в стороне.

— Осторожнее, девочка, — попросил Профессор, подняв руку. — Ружье раз в год само стреляет.

А в голосе его ни страха, ни малейшей тревоги или волнения.

42

Когда я закончил обыск, Галка позволила Профессору опустить руки и сесть, а мы расположились напротив шагах в двадцати. Я оделся, положил рядом с собой трофейное ружье, Галка мое принесла. Села она так, чтобы Профессор все время был у нее перед глазами, и на колени положила двустволку.

Из карманов его я выгреб американские сигареты «Кент», газовую зажигалку, изящную записную книжку-алфавит в кожаном переплете, авторучку фирмы «Паркер» с золотым пером, красивый шариковый карандаш пузатенький, видать, с толстым стержнем, долгопишущий, плоскую бутылку-фляжку коньяку и стопку визитных карточек. На карточках в типографии красивыми письменными буквами было напечатано: «Профессор Залесский Олег Аркадьевич», и шли рядком номера телефонов: служебный и домашний. Домашних оказалось даже два — второй загородный. Дачный. А в документах значилось, что кандидат исторических наук профессор Залесский Олег Аркадьевич командируется в северные районы Иркутской области для завершения работы над докторской диссертацией. 10 июня в Киренске отмечено командировочное удостоверение. Скрепкой к нему билеты прижаты — от Москвы до Иркутска и от Иркутска до Киренска, квитанции из гостиницы, счета на телефонные переговоры… Все чин-чинарем!

— Вот так штука! — тихонько шепнул я Галке и показал глазами на профессорское ружье, на ложе которого была привинчена серебряная пластинка: «Дорогому коллеге профессору Залесскому О. А. в день его сорокалетия от преподавательского состава НИИ».

— Туфта! — досадливо бросила Галка шепотком. — Липа!..

Я такого поворота дела никак не ожидал. У меня даже сердце екнуло, как это бывает, когда ступишь на твердое место, а нога неожиданно для тебя не находит опоры.

Кольча посапывает в две дырочки с оскорбленным видом. Дескать, моя хата с краю, я ничего не знаю. Как хотите, так и расхлебывайте эту кашу, вы сами ее заварили.

Он и сел-то не рядом с нами, а чуть поодаль.

Галка нисколько не смутилась, просмотрев документы бородатого, даже бровью не повела.

— Золотишком интересуетесь, товарищ профессор? — желчно спросила она, налегая на последнее слово.

Кольча хотел что-то сказать ей, поднял на нее глаза.

— А ты сиди и не вякай! — сурово отбрила она его. — Горе луково!

Он буркнул что-то себе под нос и сконфуженно умолк.