Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

Он стоял около старой, изъеденной временем надгробной плиты – быть может, мраморной, но представлявшейся под лучом фонарика скорее коричневым песчаником. На ней было написано только одно слово:

САРА

Ниже имени читались полустертые плохонькие вирши:

Пусть крепко в могиле своей она спит,Пусть запах чесночный ее охранит.Восстанет, так всем принесет дурное.Во имя Сына, Отца и Духа Святого!

– Вы привели меня сюда, чтобы изучать оригинальную орфографию первых поселенцев? – процедил сквозь зубы я.

– Ah bah! – обернулся он. – Надо проконсультироваться с ecclesiastique[130]. Он, наверняка, не станет задавать глупых вопросов!

– Нет, еще как станет! – ответил я едко.

Мы постучали в дверь приходского священника.

– Pardon, monsieur[131], – принес извинения де Гранден старому седовласому пастору, появившемуся перед нами. – Мы не хотели тревожить вас в столь поздний час, но есть один срочный вопрос, требующий разрешения. Пожалуйста, не могли бы вы рассказать нам о могиле на вашем кладбище – а именно о той, на котором написано имя «Сара»?

– Н-да… – пожилой священник был явно озадачен. – Но вряд ли я могу рассказать что-то новое, сэр. Есть свидетельства в старинных документах, что женщина, захороненная в этой могиле, была убийцей. Быть может, бедняга и не была такой грешницей, как там представлена. Несколько детей по соседству умерли загадочно, в результате какой-то эпидемии, не обнаруженной докторами, – и Сару обвинили в колдовстве. Во всяком случае, одна из матерей решила отомстить бедняге. Вера в колдовство тогда была довольно распространена: об этом говорят глупые стихи на ее надгробии о ее «бессмертном сне» и о пробуждении, упоминание о диком чесноке… – он горько усмехнулся, потом добавил: – Жаль, они не сказали, что чеснок будет расти по сей день… Старый Кристиан, наш могильщик, говорит, что не может избавиться от него – сколько бы ни выкапывал. И он распространился везде по соседству, – печально добавил он.

– Cordieu! – выдохнул де Гранден. – Это очень важно, сэр!

Старика развеселила порывистость маленького француза.

– Странно, но один джентльмен спрашивал об этой могиле несколько недель назад, и – прошу прощения – он тоже был иностранец.

– Вот как? – навощенные усики де Грандена дернулись как у возбужденного кота. – Иностранец, да? Высокий, костлявый, словно скелет, со шрамом на лице и белой прядью в волосах?

– Описание не совсем верное, – отвечал тот с улыбкой. – Он был, конечно, худым и, кажется, имел шрам на лице, но, пожалуй, он не был столь уж костлявым. Да и волосы его были полностью седыми, никакой белой пряди не было, сэр! Могу сказать, что он был весьма стар – судя по лицу и походке, и казался весьма и весьма слабым. Это было жалкое зрелище…

– Sacré nom d’un fromage vert! – брызгал слюной де Гранден. – Жалкое, вы сказали, мсье? Pardieu! Омерзительное – никак не меньше!

Он поклонился священнику и повернулся ко мне.

– Уезжаем, друг мой Троубридж, скорее, – вскричал он. – К мадам Норман, немедленно!

– Что стоит за этой тайной? – спросил я его за церковной оградой.

Он эффектно поднял узкие плечи.

– Мне жаль, что я не знал – но кто-то работает на дьявола, в этом я уверен. А что это за игра, и что будет дальше – только Господь может сказать, друг мой!

Я свернул на Танлоу-стрит, выбрав более короткий путь. Мы проезжали мимо лавки зеленщика, и де Гранден схватил меня за руку.