– Кровь не совсем коллоидна, друг мой. Она может поступать через ткань, особенно при определенном усилии.
– Или при сильном высасывании… – начал я, и он тут же перебил меня:
– О, вы сказали это, друг мой! Высасывание – верное слово!
– Но что могло так высосать кровь из человека? – я почти что впал в ступор.
– Действительно, что? – серьезно переспросил он. – Это мы и должны выяснить. Сейчас же мы здесь в качестве медиков. Инъекция морфия в четверть кубика, думаю. Распорядитесь – у меня нет лицензии в Америке.
Вернувшись на следующий день с вызовов, на крыльце я нашел де Грандена, беседующего с индейцем Джоном. Индеец Джон был что-то вроде городского дурачка; он подвязался на случайных работах по сгребанию снега, чистке печей, покосу травы – смотря по сезону, и иногда промышлял коммерческой деятельностью – разноской свежих овощей. К тому же он приторговывал сплетнями и продавал в розницу желающим нужные сведения. Безусловно, он давно уже стал бесспорным авторитетом по всем вопросам, что смог упомнить за последние сто лет.
–
– Друг мой Троубридж, а вы не говорили мне, что этот город вырос на территории старинного шведского поселения, – обвинил он меня после обеда.
– Откуда мне знать, что вы хотите знать, – парировал я, усмехнувшись.
– Возможно, вам знакома старинная шведская церковь? – упорствовал он.
– Да, это старая Крайст-Черч в конце Ист-Энда, – ответил я. – Не думаю, что ее многие знают: городское население здорово изменилось с тех пор, как голландцы и шведы боролись за Нью-Джерси.
– Вы отвезете меня в эту церковь сейчас? – с нажимом спросил он.
– Почему бы нет, – согласился я. – А что случилось? Индеец Джон понарассказал вам басен?
– Быть может, – ответил он, пристально глядя на меня немигающими глазами. – Как вы знаете, не все сказки приятны. Помните,
– О, – рассмеялся я, – держу пари, обе они так же верны, как любая из сказок Джона!
– Не совсем так, – он поклонился. – История Синей бороды, например, – рассказ об истинных происшествиях, к сожалению. Но давайте же поспешим! Хотелось бы увидеть церковь сегодня же вечером!
Крайст-Черч, старый шведский храм, был одновременной демонстрацией того, как твердо тесаная сосна и орех могут сопротивляться разрушительным действиям времени и как за триста лет непогода может уничтожить любое рукотворное творение. Грубо окрашенные стены и короткий шпиль призрачно и бледно светились в лучах весенней луны. Покосившиеся, тронутые временем надгробные плиты, сдвинутые с неухоженных могил, напоминали испачканных белых цыплят, бегущих под защиту измазанной белой курицы.
Выйдя у калитки кладбища из автомобиля, мы пробрались через могилы, я – озадаченный, де Гранден – с энтузиазмом, почти ребяческим. Иногда он высвечивал лучом фонарика какой-нибудь памятник древнего поселенца, склонялся расшифровать полустертую надпись и, разочарованно вздыхая, следовал далее.
Я остановился зажечь сигару, но уронил горящую спичку: мой компаньон закричал.
–