Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

Его программа отлично работала. Мистеру Джервэйзу не о чем было говорить со мной по этому делу, и я понял, что он испытывал большую ненависть к де Грандену. Вновь и вновь он заверял меня, почти со слезами на глазах, что он не имел ни малейшего намерения подслушивать, когда его обнаружили перед дверями кабинета, но что он действительно пришел в поисках карандаша. Ему надо было составить отчет, а все инструменты находились в его кабинете, которым мы завладели. Его протесты были настолько серьезными, что я оставил его в убеждении, что де Гранден поступил с ним несправедливо.

На следующее утро я не знал, что и думать. Добравшись до приюта задолго до рассвета, мы с де Гранденом вошли в общежитие для младших, поднялись по лестнице на второй этаж, где малыши спали, и вывели ужасную собаку, которую француз привязал десятифутовой толстой стальной цепью к крепкому штырю, вбитому в пол. Опрос среди персонала дал информацию о том, что никто не посещал дортуар после того, как мы ушли, так что не нашлось никого из приютских, кто бы мог что-то сделать. Тем не менее, на полу рядом с собакой лежал рваный квадрат белого льна, почти разжеванный диким зверем, который мог быть вырван, например, из ночного халата или пижамы. А когда суперинтендант Джервэйз появился в кабинете, чтобы поприветствовать нас, правая рука его была перевязана.

– Вы ранены, мсье? – спросил де Гранден с наигранной заботой, глядя на перевязанную руку суперинтенданта, глаза которого бегали.

– Да, – ответил тот, виновато подкашливая. – Да, сэр. Я… я вчера очень неудачно порезался разбитым стеклом в моей квартире. В окне, должно быть, была сломана задвижка, стекло разбилось, и…

– Совершенно верно, – дружелюбно согласился француз. – Они ужасно кусаются, эти разбитые оконные стекла, правда?

– Кусаются? – отозвался Джервэйз, глядя на того с удивленным и несколько испуганным выражением. – Я не совсем понимаю вас… о, да, я понял, – он слабо улыбнулся. – Вы имеете в виду порез.

– Мсье, – торжественно уверил его де Гранден, когда Джервэйз встал, чтобы уйти, – я имел в виду именно то, что я сказал. Не больше и, конечно же, не меньше.

– Что теперь? – спросил я, когда мы вышли из офиса, а сбитый с толку суперинтендант – за нами.

– Non, non, – раздраженно отвечал он. – Я не знаю, что и думать, друг мой. Одна вещь указывает один путь, другая – другой. Я похож на моряка, заблудившегося в тумане. Идите к машине, друг мой Троубридж, и к нашему первоклассному и столь достойному союзнику. Тем временем я зайду в прачечную.

Мне не очень понравилось мое задание, я снова сел в машину и настроил себя быть как можно более доброжелательным к собаке, искренне надеясь, что калорийный завтрак, который дал ей де Гранден, удовлетворил ее аппетит. Я не хотел, чтобы она насытилась одной из моих конечностей. Животное оказалось достаточно послушным. И, кроме того, что оно открыло пару раз пасть в потрясающих зевках, показав в опасной близости свой превосходный зубной аппарат, ничего не вызвало у меня тревогу.

Когда де Гранден вернулся, он был полон нетерпения и гнева.

– Sacré nom d’un grillon![193] – выругался он. – Я вне себя. Несомненно, этот мсье Джервэйз – лжец, наверняка не было битого стекла, которое поранило его руку прошлой ночью; но в прачечной нет никаких рваных пижам.

– Возможно, он не отправил их в стирку, – усмехнулся я. – Если бы я был где-то, где не должен был быть прошлой ночью, и обнаружил, что кто-то оставил на моем пути собаку-людоеда, я бы не спешил отправлять порванную одежду в прачечную, где она могла бы выдать меня.

– Tiens, вы прекрасно рассуждаете, друг мой, – сказал он, – но объясните мне: если в прачечной сегодня не нашлось разорванной ночной одежды мсье Джервэйза, то почему там оказались две женские ночные сорочки? Одна из них – mère Мартины, другая – мадемуазель Босуорт, и обе показывают как раз такую прореху, которая образовалась после вырывания вот этого куска ткани? – Он показал улику, которую мы нашли у собаки в то утро, и мрачно уставился на нее.

– Хм, похоже, что вы не обладаете только кислотным тестом[194], – ответил я легкомысленно; но серьезность, с которой он отнесся к моему обычному возражению, поразила меня.

– Morble, кислотный тест, сказали вы? – воскликнул он. – Dieu de Dieu de Dieu de Dieu, вполне возможно! Почему я не подумал об этом раньше? Может быть. Возможно. Кто знает! Это может быть так!

– Что в мире… – начал было я, но он прервал меня безумным жестом.

– Non, non, друг мой, не сейчас, – взмолился он. – Мне нужно подумать. Я должен задать этой пустой голове работу, для которой она так плохо годится. Давайте рассмотрим, давайте разложим, давайте размыслим! Parbleu, есть! – Он быстрым, нетерпеливым движением опустил руки со лба и повернулся ко мне. – Отвезите меня в ближайшую аптеку, друг мой. Если мы не найдем того, чего хотим, мы должны искать другое, в другом месте, пока мы это не обнаружим. Mordieu, Троубридж, друг мой, я благодарю вас за упоминание этого кислотного теста! Уверяю вас, много полезной правды содержится в доле шутки.

В пяти милях от Спрингвилла бригада рабочих ремонтировала дорогу, и мы вынуждены были свернуть. Полчаса медленной езды по ней привели нас в крошечный итальянский поселок, где ряд рабочих, изначально трудящихся в Лакаванне, купили заболоченные, низкие земли вдоль протоки и превратили их в образцовые сады. В начале единственной улицы, составлявшей деревню, красовалась аккуратно побеленная доска с надписью «Farmacia Italiana» рядом с грубо намалеванным изображением итальянского королевского герба.

– Вот, друг мой, – скомандовал де Гранден, потянув меня за рукав. – Давайте остановимся здесь на мгновение и спросим уважаемого джентльмена, который управляет этим заведением, о том, что мы должны узнать.