Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

22
18
20
22
24
26
28
30

– Конечно.

Пообещав это, я повесил трубку и втиснулся в одежду.

– Де Гранден, – позвал я, открывая дверь по дороге в ванную, чтобы смыть тягучий сон с глаз холодной струей, – де Гранден, профессор Баттербо убит, как думает его племянница.

– Mille tonneres! – француз выскочил из своей кровати, как черт из табакерки выщелкивает из-под крышки. – Половинка одной маленькой минуты, друг мой Троубридж!

Шелковая пижама была сорвана с его тонкого белого тела, и он яростно боролся с белым костюмом.

– Подождите, пока я приложу воду к моему лицу, щетку к моим волосам, воск к моим усам, nom d’un cochon! Где этот воск?

Одетый в носки, брюки и сапоги, он, как и сказал, уже стоял перед умывальником с туалетной губкой, сочащейся холодной водой, в одной руке, и с полотенцем – в другой.

– Летите, друг мой, спешите к телефону и поведайте доброму сержанту Костелло, что произошло, – велел он. – Мне бы хотелось, чтобы он встретил нас в доме профессора. Pardieu, если какой-то негодяй забрал жизнь такого великого ученого, я, Жюль де Гранден, выслежу его и предам его правосудию – пусть он укрылся хоть под престолом сатаны!

Десять минут спустя мы яростно мчались к заходящей луне по гладкой щебеночной дороге, которая вела к Бичз.

Ее симпатичные желтые волосы находились в привлекательном беспорядке, светло-лиловое неглиже с орхидеями было накинуто на прозрачную ночную рубашку, сатиновые шлепанцы на французском каблуке того же цвета обрамляли стройные белые ножки. Такой встретила нас Элис Баттербо в большой гостиной Бичз, поддерживаемая под локоть очень напуганным и молчащим дворецким.

– О, доктор Троубридж, – всхлипнула она, схватив мою руку обеими руками. – Я так рада, что вы здесь! Я… – Она быстро запахнула неглиже на прозрачной ночной рубашке, когда узнала о присутствии де Грандена.

– Это доктор Жюль де Гранден, моя дорогая, – сказал я. – Он является членом факультета Парижского университета и некоторое время живет у меня. Он будет очень полезен, если поймет, что ваш дядя встретился с нечестной игрой.

– Здравствуйте, доктор де Гранден, – приветствовала его Элис, протягивая руку. – Я уверена, что вы сможете помочь нам в наших бедах.

– Мадемуазель, – де Гранден склонил свою гладкую светлую голову и прижал губы к ее пальцам, – commandez-moi: j’suis prêt[117]. А теперь, – флер галантности упал с него, как плащ, когда он выпрямил плечи, – будьте так любезны, введите нас на сцену и расскажите обо всем.

– Я собиралась лечь, – начала девушка, направляясь к библиотеке дяди. – Дядя Фрэнк был ужасно возбужден весь день после того, как получил это письмо, и когда вернулся из Харрисонвилля, все еще кипел. Я едва смогла заставить его пообедать. Как только обед закончился, он отправился в библиотеку, где находилось последнее его приобретение в коллекции мумий, и сказал, что собирается ее распаковывать.

Я легла спать около половины одиннадцатого и попрощалась с ним через библиотечную дверь, когда проходила мимо. Я заснула почти сразу, но что-то – я не знаю, что, но уверена, что это был не шум, – разбудило меня вскоре после двух. Я лежала почти до трех, пытаясь заснуть, затем решила пойти в ванную комнату за таблеткой бромида. Когда я проходила по коридору, я заметила свет, бьющий из библиотеки в нижний зал, поэтому я поняла, что дверь открыта.

Дядя никогда не оставлял дверь открытой, когда работал, потому что не терпел, чтобы слуги подсматривали. А они стояли в коридоре и смотрели, думая, что он что-то делает со своими мумиями, – это, казалось, завораживало их. Зная привычки дяди, я подумала, что он лег спать, не погасив свет, и пошла вниз, чтобы выключить его. Когда я пришла сюда, обнаружила…

Она остановилась, опустив глаза, рядом с дверью и призвала жестом следовать за ней.

Профессор Баттербо лежал на спине, глядя незрячими мертвыми глазами на светящиеся шары электрической люстры, его тело было прямым и окоченевшим, ноги вытянуты, руки лежали по бокам, как будто он отступил назад с вертикального положения и остался неподвижным с момента падения. Несмотря на посмертную вялость черт, его лицо сохраняло то выражение, которое должно было носить в последние мгновения жизни. Мне показалось, что он выглядел скорее удивленным, чем испуганным или сердитым.

Нигде не было признаков какой-либо борьбы. Разве что бумаги на большом столе с плоской столешницей находились в некотором беспорядке. Единственным свидетелем, подтверждающим трагедию, были неподвижные останки того, кто был одним из самых выдающихся египтологов в мире около четырех часов назад.