Горячка

— Рргххх!

И в этот же момент я кончил, не испытав, однако, ни малейшего удовольствия. У меня осталось впечатление, будто меня обокрали, что-то забрали хитростью…

В ее груди все еще тлел крик. У меня чертовски болела шея. Я чувствовал, как по спине стекает кровавая струйка. Малышка открыла глаза и тут же сошла с меня. Она умылась в воде озера, присев на корточки и отсутствуя духом, потом натянула свою юбчонку и какое-то время, не говоря ни слова, просто глядела на меня. Обвинения и злость, прочитанные мною из ее потемневших глаз и наморщенных бровей, совершенно отобрали у меня речь. А понятия не имел, что делать.

Может, мы могли бы поцеловаться или сделать чего-нибудь приятного? Я сделал шаг к ней, но Малышка тут же повернулась ко мне спиной и ушла, проявляя абсолютнейшее безразличие ко мне.

Именно с того момента мы взялись за строительство дома для нас двоих и начали вместе спать. Только это никак не означало, будто мы творили пару. Во всяком случае, не в том смысле, как я это понимаю.

Малышка никогда ко мне не приближалась. В течение дня она была ко мне безразличной, если не сказать — холодной, а иногда, так и вообще агрессивной. Вечером же она ложилась спать, не обращая на меня внимания. Я никак не мог понять ее отношения, и это было мне неприятно.

Еще дважды она приходила, чтобы выманить себе удовлетворение — тем же самым грубым, скорым и бесчувственным образом. И эти два коитуса в ее отношении ко мне ничего не изменили. Меня печалило не то, что ей не хотелось мне отдаться или ее сексуальное безразличие. Она все так же привлекала меня физически, мне все так же не хватало ее прикосновений, но я уважал ее выбор. Меня сбивало с толку ее замкнутое, ледяное отношение, и при этом не казалось, будто я ощущаю укор с ее стороны…

Я вспоминал чудесные мгновения, проведенные с нею один на один во время наших ночных бесед, любовные взгляды, которыми мы обменивались, словно двое влюбленных школьников. Прелесть исчезла, и мне уже не доставались ее очаровательные взгляды или страстные поцелуи.

Я размышлял над этим, когда работа мне позволяла, пытаясь найти логические объяснения ее поведения, только удовлетворительный ответ никак не находился.

Зачем она искала со мной телесных наслаждеий, раз меня уже не любила? Неужто это ее тело открыло в себе новые потребности? Она была молоденькой, цветущей девушкой. За эти последние недели она изменилась очень сильно: грудь сделалась больше, походка стала более зрелой, легкой, но при этом и более энергичной, уверенной. Ее бедра, тут я никак не мог ошибиться, с того момента, как мы выступили в экспедицию, разрослись. Тонкие телесные перемены, деликатное преобразование ее фигуры вызвали, что Малышка как бы преодолела некий порог. Милая девочка превратилась в приятную молодую женщину. По-видимому, резкие события и трагедии последних недель ускорили уже действующий процесс, но который без этого продолжался бы еще месяц, а то и больше. Я сам видел мужиков, которые после пары месяцев интенсивных приключений старели лет на десять. Так что, было логичным, что женщины тоже от них стареют.

Увлекали ли ее новые желания и переживания? И, как истиннавя маленькая африканка, она наверняка считала, что сам факт физической близости со мной вовсе не обязан был связан с симпатией. Если это так было — то это печалило меня более всего. Ведь не было ничего приятного в исполнении роли бугая ради полового развития маленькой жемчужинки, которую я сам обожал.

Я допускал и другие возможности. Возможно, Малышка реагировалапа на некий таинственный инстинкт, связанный с нашей сложной ситуацией. И она использовала свой характер самки, чтобы присоединиться к наиболее сильному самцу в группе, то есть ко мне, чтобы таким образом пользоваться защитой и привилегированным положением.

Впрочем, сразу же после нашей первой близости, Малышка стала обладательницей повышенного авторитета в форте. Тем же самым вечером, после еды, она встала перед нами, выпрямленная и решительная, сложив руки на груди.

— Я мыть. Всегда, всегда мыть, — заявила она.

Пауло, который как раз колупался в зубах косточкой слопанной на ужин птицы, укоризненно поглядел на девушку. Он уже даже набрал в легкие воздух, чтобы рявкнуть, но Малышка — хитруля — от него отвернулась.

— Ты, Монтань, — обвиняюще заявила она. — Ты, хороший кухня. Почему ты не приложить лапы?

«Приложить лапы», естественно, было выражением, которому научил ее Пауло.

— Ты, Монтань, приложить лапы мыть. Приложить лапы кухня.

Монтань, добрая душа, согласился на роль помощника кухарки, отпуская шуточки налд новой ролью своей начальницы. Следует добавить, ему было, что делать. Перед этим инцедентом Малышка пахала невероятное количество часов в день, деля свое время между изготовлением предметов мебели, строительными работами, стражей — от этих обязанностей ее никто не избавлял — и ведением нашего хозяйства. Было самое время продумать новое разделение труда.

И с тех пор она уже каждый день брала голос во время наших вечерних советов и дискуссий. По форту она расхаживала гордая, что тебе королева. Монтань с Пауло выдавали ей приказы уже с осторожностью. При этом они инстинктивно прибавляли: «можно ли тебя попросить», «не смогла бы ты»… Пауло вообще пересаливал и низко кланялся. При этом он смеялся, но Малышка и в самом деле вошла в роль жены вождя.