Мы сделались исключительно стойкими, производительными и неразговорчивыми. Все изменения принимались нами без жалоб, регулярно. Пара людей всегда работала, пока третий, с ружьем в руке, отдыхал, внимательно следя за округой. Понятное дело, оружие всегда было под рукой. Теперь к нему можно было причислить и много предметов нашего собственного производства. Даже во время строительства, когда мы были совершенно открытыми, никто не имел права застать нас врасплох.
Внутри периметра работы практически заканчивались. Кухня уже действовала. Она представляла собой весьма приятную беседку из плетенных пальмовых листьев, выложенных на бамбуковом скелете, прикрывающем два очага. Несколько пеньков различного размера служило столами и ступками. Мы располагали целой батареей посуды, вырезанной из бамбука, самых невероятных форм; к тому же у нас имелась настоящая коллекция коричневых тарелок, как бы отлакированных, совершенно водонепроницаемых и твердых словно дерево, изготовленных из шелухи громадных и несъедобных плодов, что росли неподалеку.
Чтобы собирать дождевую воду, Малышка разместила ряд таких сосудов на другой стороне кухни. Пресная вода была ценностью. Вода из озера, хотя и не доставляла никаких проблем, отдавала болотом.
Опять же, в этой кухне, развешанные под потолком или лежащие пирамидками, появились живописные овощи и фрукты, собранные Малышкой. Это было еще одним признаком жизни, точно так же, как и разносящиеся по округе запахи жареной дичи или блюд, которые тушились в нашем единственном горшке.
На кухне Малышка превосходила саму себя, черпая из этой деятельности все новые и новые удовольствия. Монтань открыл в себе необыкновенный талант к охоте из засады, и сам-один заполнял наши чуланы, отправляясь за добычей на пару-тройку часов в день.
По моей просьбе ели мы обильно. Это означало целые килограммы плодов, которые Малышке предстояло собрать. Она готовила целые горшки тушеных, богатых крахмалом овощей, которые мы пожирали, заливая литрами мясной подливки. За довольно короткий срок мы превратились в атлетов. Много еды и постоянные физические упражнения — вот самый лучший рецепт. Пауло впервые за много-много времени, то есть впервые за пятьдесят дней, когда на вершине лаотанского холма его осаждали неокоммунистические воины, потерял свое брюшко или, как он сам его называл «колониальное яичко» или «трудовой мозоль». Фигура Монтаня тоже изменилась, сделавшись суше, тверже. На его теле заиграли выпуклые мышцы. Все чаще он обходился без своей повязки с очковым стеклом. Ну а Малышка делалась просто до сумасшествия красивой.
Сам я восстанавливал расцвет сил. Не очень много было в моей жизни периодов, в самых различных обстоятельствах, когда я достигал вершины своих физических возможностей. Я крепко сложен, можно сказать, коренастый и плотный в результате занятий боксом, ну а интенсивные тренировки мышц, стойкости и энергии — то есть, формы, могут привести к тому, что я становлюсь могучей машиной с буквально разрушительными возможностями, которые изумляют меня самого. И вот сейчас я достиг именно этой стадии.
Мы построили два дома на расстоянии в двадцать метров, все в той же испробованной технике бамбука и сплетенных пальмовых листьев. В одном проживали Пауло с Монтанем. Вторую занимали мы с Малышкой, в соответствии с новым укладом нашей жизни. Кроме того, мы возвели небольшой сарай и сложили в нем дерево, рассчитывая на складирование и других богатств. Строительство сарая заняло у нас всего пару часов. Чуть подальше, рядом с палисадом, замкнутый квадрат из пальмовых листьев заслонял туалет в форме дыры совершенно рекордной глубины, над которой Монтань возвел шикарный бамбуковый трон тщательно разработанной формы. Седалище было складным, и его можно было быстро перенести в другое место на тот случай, если бы наше пребывание здесь затянулось.
В один прекрасный день палисад был закончен.
Нам это стоило кучи дней строительства, когда, покрытые грязью до самой макушки, мы уплотняли и закрепляли основание каждого ствола. Тысяча восемьсот бамбуковых стволов, все самым тщательным образом вырубленные, словно выпиленные, с заостренными кончиками, выступало из земли на четыре метра вверх. На протяжении всех этих четырех сотен метров, с петлей, затянутой на каждом колу, шло восемь горизонтальных рядов лиан, каждый в пятидесяти сантиметрах от другого. На высоте трех метров стволы соединялись горизонтальными досками, привязанными к бамбуку громадными узлами из лиан в форме креста. Помимо того, вбитые в землю на нерегулярном расстоянии бамбуковые жерди различной длины вздымались наискось и переходили на внешнюю сторону палисада.
Все это можно было оценить только с другой стороны ограды. Посредине же, начинаясь в балагане джунглей, неожиданно вздымалась могучая стена толстенных четырехметровой длины стволов, укрепленных огромными узлами лиан и наежившаяся десятками громадных кольев, торчавших на различной высоте и сгруппированных по два или три, либо выступавших поодиночке, с частотой приблизительно один кол на пару квадратных метров стены. Все это походило на гигантский браслет с торчащими гвоздями. Примитивно, просто, солидно и агрессивно. Вся штука мне ужасно нравилась. Это была истинная стена для лагеря варваров.
Самые лучшие возможности, чтобы выжить в этой глухомани. Когда я глядел на дело наших рук, меня охватывала гордость. Что бы теперь не произошло, мы были готовы. Никакая сволочь не могла пробиться через этот барьер. Равно как и хищник. Слон, вероятнее всего, мог бы его разрушить, но не сразу. А если он за это и возьмется, у нас будет время подготовиться к сражению.
И кто, кроме нас, был способен вознести посреди джунглей этот памятник из дерева и лиан? Кто, кроме нас, мог позволить себе, на грани жизни и смерти, мыслить в таких масштабах и реализовать свои планы?
Мы это сделали. Такие вещи не случаются с каждым, и, присматриваясь к нашей работе, я засчитал ее к наивысшим достижениям собственной жизни — форт над озером Динозавров!
В ходе двухдневной охоты мы убили двести двадцать три ядовитые змеи различных видов. Методика была простейшая. Монтань снял с какого-то дерева гнездо с подросшими птенцами, довольно большими, явно готовыми встать на крыло. Мы привязывали птенцов за ноги к дереву и ожидали в засаде. Всякий раз идея срабатывала. Змеи, привлеченные писком и шумом, создаваемыми птенцами, сползались одна за другой.
Мы убивали их копьем, что позволяло сохранять безопасное расстояние в два с половиной метров, ну а если копье вонзалось далековато, всегда оставался быстрый и осторожный удар мачете. В основном, это были мамбы, небольшие княжеские мамбы черного цвета с желтым брюхом, в которых было сложно попасть бамбуковым копьем; другие, зеленые, более длинные и толстые, были более легкими жертвами. Их количество не могло не удивлять. Они бросались на наших несчастных птенцов со всех сторон. Я неоднократно очищал наш форт от этой гадости, но, видя их обилие, обещал себе повторить охоту еще раз.
Монтань систематически собирал змеиный яд в бамбуковые трубки. Таким образом, он получил почти пол-литра субстанции, которую развел водой. Полученной с помощью подобной процедуры жидкостью зеленого цвета мы смазали каждый защитный шип, выступающий из палисада. В соответствии с энциклопедическими знаниями Монтаня, яд мамбы вызывает у жертвы немедленный паралич, что впоследствии позволяет змеям заглотить укушенного зверька. Немного яда у нас осталось, и Монтань старательно сохранил его, залепив бамбуковую трубку клеистым веществом, которое обнаружил в коре некоторых деревьев.
По общей договоренности родился ритуал, соединявший нас с остальным миром. В течение трех дней посреди форта выгорал мертвый ствол дерева, называемого «наследником» —
Малышка была ответственной за поддержание огня, регулярно поливая внешнюю поверхность и убирая обуглившиеся остатки с внешней стенки, что заставляло ее все глубже въедаться в древесину. Таким макаром мы получили пустой внутри цилиндр нангиона, длиной около двух метров, который, после установки на двух бамбуковых, связанных лианами стояках сделался вполне пристойным тамтамом.
За это время Малышка с Монтанем приготовили четыре пары палок, вырезанных из черного твердого дерева, которое они тоже обработали в огне. Все это хозяйство издавало звуки довольно сухие, без мелодичного призвука, зато они различались — более низкие посредине, и повыше на концах — и разносились очень далеко. Ничего больше мы и не хотели.
ebooksa