Горячка

— А вот это? Это? — возбужденно спросил он. — Что вот это, вот это?

— Ну…

— Элияс, это же псилоцибин! Магия цветов, Элияс… Это вторая сторона реальности. «Опиум увеличивает безграничное и удлиняет бесконечное», — говаривал Бодлер. Ааах, если бы он мог познакомиться вот с этим!

К этому моменту я уже увидел глаза Монтаня с расширенными зрачками, с практически черной радужкой, отметил необычное, горячечное возбуждение на его лице и легкую дрожь всего тела.

— Это грибки ввели тебя в такое состояние?

— Псилло! Magic mushrooms! Это галлюциногенные грибы, Элияс!

По его настоянию мы с Пауло поддались ощущению. Пришло несколько часов неконтролируемых размышлений, в ходе которых, казалось, все складывалось весьма логично, но никак не приводило к какому-либо логическому решению. Иногда случались зрительные деформации: казалось, будто некоторые вещи растут или даже дышат. После возвращения на землю — через добрых шесть часов — наши мнения разделились.

Я был «за», но не слишком часто. Мне не нравилось все время ходить под кайфом, как это делал Монтань. Небольшой такой сеансик белой горячки, галлюцинаций и смеха до боли в животе еще никогда никому не помешал. Но ежели такое продолжалось целый день, то результатом могла стать только сорванная крыша.

Пауло со своей стороны проклинал любые наркотики и наркоманов, утверждая, что следующим зданием в форте будет тюрьма, ибо нельзя было позволить, чтобы рядом с нами проживали хиппи.

Каждое утро Монтань потреблял свою дозу на завтрак. Мы отказались от эрзаца с тех пор, как он нашел в джунглях сахарный тростник. Сделанная из него давленная масса давала зеленый и густой концентрат, который, если смешать его с горячей водой, был просто превосходен и приятно разогревал все тело. А если прибавить к этому всему щепотку жареного какао, то напиток делался просто божественным.

А вот у Монтаня имелась собственная мисочка меда. Он выдерживал грибочки в сахаре так долго, что получал черного цвета пасту с консистенцией меда. Хотя сахар и не ликвидировал полностью их отвратительного вкуса, зато позволял хоть как-то их проглотить. Парень съедал пару ложечек своего препарата, после чего улетал.

Сначала он зажимал пальцы на краю стола, как будто переживал внутренний шок. На его лице появлялась широкая, глупая улыбка, которая, пускай и меньше, зато оставалась там до конца дня. Зрачки молниеносно расширялись, и после того этот безумный взгляд уже надолго сопровождал его.

В мастерской он всегда садился на одном и том же месте, где в будущем должен был появиться нос пироги, и выдалбливал древесину мерными, регулярными движениями, сотрясаясь от смеха после каждого замечания своего дружка-пьяницы.

Одним словом, он находился в кайфе в течение всего дня. По сравнению с ним, я был просто образцом трезвости. Вот только у меня была подружка, а у них — нет. На их месте я делал бы то же самое.

* * *

Дни тянулись крайне медленно, и наша изоляция в форте, вызывавшая, что мы были еще более одинокими, чем обычно, становилась все большим и большим и большим бременем. К счастью, дожди несколько попустили, так что каждый день у нас было несколько спокойных часов. Солнце не выходило, но после пары недель сплошного ливня и пребывания в доме, эти периоды выгоняли нас — истосковавшихся по свежему воздуху — наружу.

Во время одной из таких вылазок я нашел, испуганно спрятавшуюся в истекавшей водой купе небольших пальм малышку-галаго, прелестную обезьянку с мягкой, короткой шерсткой и громадными карими глазищами, занимавшими практически всю ее голову. У нее была маленькая мордашка и такое же маленькое сердечко, которое билось под моей рукой словно сумасшедшее. Я сразу же полюбил ее. И у меня для нее имелось задание: вызвать улыбку на лице Малышки, моей невесты, которая ходила все более и более осовелая.

Малышка стразу же захлопала в ладоши, рассмеялась, обцеловала меня всего и, к моей огромной радости, не переставала улыбаться весь вечер, с лаской прижимая обезьянку к груди.

Я был доволен тем, что потрафил ее вкусу. Меланхолия девушки порождалась ее одиночеством, отсутствием приятеля для развлечений, каким был бедненький Бебе. Черт, как это я раньше не подумал о том, чем бы заменить щенка.

Моя любимая ходила счастливая несколько дней, а маленький серенький шарик все время сидел у нее на руках или же находился рядом. Но потом Малышка как бы утратила интерес. Обезьянка бегала по кухне, а девушка не обращала на нее внимания, даже в мастерскую с ней не приходила. Еще через пару дней обезьянка сдохла, а Малышка даже не обратила на это особого внимания, вновь охваченная полнейшим безразличием к окружению.

Что же это могло с ней быть? С тех пор, как начались дожди, Малышка пригасла еще сильнее. Глядя на ее шею и ребра, я заметил, что она потеряла в весе, а ведь она никогда и не была особо полной. Еще я заметил, что она не ела с нами, и вот это обеспокоило меня уже серьезно.