А потом он исчез и уже не появлялся. Лишь были слышны далекие, пронзительные его крики. Они удалялись. Слон отказался от нападения. Он сдался!
Только я не двигался. Рассвет наступил где-то через добрых пару часов, а я все также лежал в грязи, вонючий и жалкий, подавленный испугом, которого никогда ранее не переживал.
Очень медленно, вместе с приходом дня, я понял, что живу. В трех местах ограда была вмята, там не осталось ни единого куска дерева. За моей спиной палисад лопнул, образовав громадную горизонтальную дыру метров в десять длиной, вид которой добил меня окончательно. Еще немного, еще один удар, и он сокрушил бы все! И он схватил бы меня, бросил о землю и раздавил.
Почему он этого не сделал? Должно быть, его рана была серьезной. Ослабленный, какое-то время он еще давал выход своей злости, но после этого сдался.
Я поднял ружье из грязи и отправился освежиться, постепенно восстанавливая спокойствие. Но пальцы мои еще дрожали, и с этим я пока что ничего поделать не мог.
Когда я вошел в мастерскую, по сразу же все понял. Пауло глядел на меня бесконечно печальным взглядом; закутавшись в шкуры, он сидел на кровати Малышки. Монтань, лежа на своей постели, тихо плакал.
Умерла.
Пауло отступил к себе на кровать. Оба накрылись своими плетенками с головой, как будто в новом приступе малярии, чтобы оставить меня один на один с моим страданием.
Я обнял ее. Лицо Малышки было абсолютно спокойным. В последнем рефлексе самозащиты я прикасался к ее телу, щипал, только никакой надежды уже не было. На этот раз она ушла так далеко, что вернуться просто не могла. Я прошел через форт, чтобы занести ее в нашу хижину, уложил на постели, после чего взял мачете и с яростью начал кромсать бамбуковый пол. Затем, стоя на коленях, я выкопал в земле яму. На это мне понадобилось несколько часов, потому что мне хотелось, чтобы могила была глубокой, с ровными краями. Затем я нарезал бамбук на куски подходящей длины и разложил их на дне и у стенок ямы.
Это защитит ее от пожирателей падали.
Я поднял Малышку и осторожно уложил ее на дне, скрестив ей руки на груди. Потом накрыл ее плетенкой и очень быстро, не глядя, засыпал землей.
Это место я утоптал, пока она не сделалось совершенно ровным, а потом вышел из нашего «дома». С помощью мачете перерубил несущие столбы, пока хижина не завалилась на могилу. Точно так же я порубил крышу и стенки, оставляя кучу ломаного дерева, стерегущую доступ к месту упокоения моей невесты.
Покойся в мире, милая моя девочка.
Я приготовил для Пауло и Монтаня две новые постели из веток и пополнил их запас еды. У меня осталось девять патронов. Я взял шесть, ружье и вышел из форта.
ЭПИЛОГ
Сукина сына я обнаружил двумя днями позднее. После того, как я выступил, то, как обычно, не мог найти никаких следов. Могло показаться, что М"Бумба испарился. Но меня вели его предсмертные стоны — долгие, резкие, раздающиеся с запада.
Я обошел весь форт по кругу. На многих жердях была кровь. Наша задумка напихать в палисад заостренные бамбуковые палки оказалась удачной. В ходе каждой атаки он натыкался на них и, я очень на это надеялся, теперь в его кишках было полно змеиного яда.
Повсюду на небольшом пространстве я обнаруживал огромные коричневые пятна, остатки от многих литров крови, которые впитывались в землю, и которые говорили мне то же самое, что подтверждали отдаленные слоновьи вскрики. М"Бумба был ранен! М"Бумба находился агонии!
Я шел быстро, практически не останавливаясь, иногда теряя направление поисков, возвращаясь на нужную тропу после долгих блужданий, удерживаемый растительностью, которая становилась здесь более густой и темной.
Я углубился в огромную рощу, заполненный плющом и колючками, сквозь которые я мог продвигаться, пользуясь исключительно мачете. Вопли М"Бумбы были очень близкими, резкими, каждый из них длился секунд по тридцать и заканчивался хриплым, гортанным, будто бы слон давился, кашлем.