Золото

— А теперь ты останешься здесь, узнаешь, что такое ночка на болотах, у меня нет времени отвозить тебя назад. Марио, завтра по дороге захватишь его назад.

— Но мы же не можем оставить его тут! — испуганно протестует Софи.

— Заткнись, делаю, что хочу, и не морочь мне голову.

Если она еще хоть раз вякнет, оставлю ее здесь с этой падалью. Мы отплываем и уже без помех прибываем в Гуэрра.

Дождит. Дом Низаро, где мы складываем наши вещи, находится метрах в восьмистах от берега. Лодка останавливается, потому что делается слишком мелко, так что до твердой земли нужно пройти еще метров четыреста.

— Ничего, приведем лошадей, но и пустыми идти нечего!

Каждый берет пятидесятикилограммовый мешок риса или фрижолес. Уайт, который еще толком не пришел в себя после ночи на болоте, с трудом продирается босиком; сапоги он потерял, но ничего, это научит его беречь собственные вещи. Николя тоже тащит мешок в полцентнера, если принять во внимание его худобу, это, приблизительно столько, сколько он весит сам: он делает буквально три шага, поскальзывается и грохается в грязь, в которой погружается с головкой. Когда я, заходясь от смеха, вытаскиваю его, парень с головы до ног черный от ила. Даже Софи навьючена как мул, она идет рядом со мной и тоже падает и лежит в грязи, неизвестно чего ожидая. Ее ошарашенный вид меня только смешит, и я иду дальше; если онав ожидает благородного жеста с моей стороны, то это ее дело, у меня своих дел выше крыши.

С помощью лошадей разгрузка проходит веселее. Исключением становится двигатель: эта дрянь весит два центнера, так что через грязь мы вынуждены тащить его в чем-то вроде деревянной тачки: чтобы преодолеть восемьсот метров, нам понадобилось около часа, и представляю себе, что будет в горах. Низаро нет, но все его толстухи-дочки на месте. Они потолстели еще сильнее, если такое вообще возможно.

— Так что, кухарки наверху нет?

— Нет, папа не захотел, чтобы мы сразу отправлялись туда. Он сказал, чтобы подождать, пока лошади отдохнут. Завтра он должен прийти за нами.

Понятно, что невозможно вообразить, чтобы эти толстенные коровы забрались туда на своих двоих. Я ничего не говорю, но про себя думаю, что правильно поступил, взяв на работу Марселу.

Все оборудование сложено в сарае возле дома под охраной Мигеля. На гору занесли всего ничего.

— Сенор, и что это должно значить? Ничего не отнесли?

— Совсем немного, почти ничего.

— И Джимми им ничего не говорил?

— Мне кажется, что они на него ложили с прибором.

Черт, и что себе думает этот кретин! Я-то испытываю к нему симпатию, но из-за него все может лопнуть. Я как можно скорее должен быть на верху. Мы наскоро перекусываем и устраиваемся на ночь в школе. Весь вечер Чита дурачится и скачет будто нанятый. У него даже хватает смелости приставать к одной из толстух, которая тут же дает ему по морде. Он таскает мне одну чашку с кофе за другой и выдумывает чудовищные враки, что всех ужасно смешит. У парня совершенно поехала крыша, но живости у него на десятерых. Ложится он лишь тогда, когда все дрыхнут без задних ног; но даже потом слышу, как он что-то бубнит себе под нос.

В три утра побудка. Я реквизировал обе лошади дона Низаро. Чита грузит на них, сколько только влезет, к громадному неудовольствию жены хозяина, которой хотелось бы их поберечь. Но парень не сдается:

— У меня всего лишь две ноги, а тащу пятьдесят кило. У них — целых четыре, так что пускай потащат хоть сто пятьдесят. Так, пошли, наверх!

И он уходит, подгоняя лошадей, сам таща громадный рюкзак.