— Сенора, я пришлю сюда людей за вещами, это займет у нас несколько дней. Прошу их кормить здесь и все записывать, потом я расплачусь.
Каждый из нас что-нибудь да тащит. У Мигеля, шестнадцатилетнего индейца, морда тупая, но это настоящий силач: он хватает пятидесятикилограммовый мешок и без всякого труда забрасывает себе на спину. Каждого из оставшихся я нагружаю, пока он не скажет «стоп», после чего докладываю еще парочку кило на тот случай, если бы собрались посачковать. С Мигелем все по-другому: он берет все — мешок риса, десятикилограммовый лом и пятнадцать кило сахара в сумке через руку; только после этого говорит, что достаточно.
— Потащишь?
— Все нормально.
И он отправляется в трехчасовый подъем под дожем и в грязи.
Николя несет на руках дочку Марселы.
Как только мы трогаемся, сверху спускаются Барбас Пердун и певец. Они ужасно рады видеть меня.
— Ты пришел вовремя, — рассказывает Барбас. — Мы спустились, чтобы хоть что-нибудь прикупить пожрать. Наверху еды мало, все лопаем холодное, а дом еще не готов. Никто не знает, что делать, так что сплошной бардак.
Он уже собирается смыться.
— Ты собрался уходить?
— Нет, раз уж ты здесь, остаюсь.
Два дня задержки хватило, чтобы все начало валиться.
— Ничего, я всех прижму. Нагружайтесь. Идем наверх.
Раз уж они пришли, нечего тащиться с пустыми руками.
Горная тропа превратилась в сплошную грязь, еще более труднопреодолимую, чем прошлым разом.
— Дождь валит уже месяц, — плачется Барбас. — И такая грязюка до самого конца.
По дороге встречаем спускающегося Низаро.
— Ну, и что это должно значить? Почему дом не готов?
— Были неприятности с Барбарохой, потому некоторые рабочие ушли, потому что наложили в штаны. Этот сукин сын не разрешал строить, появился, как только мы прибыли.
— Так где же все?