— Ерунда, — сказал Пашка, — я ее усажу, как ребенка.
Струмилин вздрогнул и быстро взглянул на своего второго пилота. Павел поправлял палочку автопилота, выправляя курс. Курносый нос, обгоревший на холодном солнце, шелушился.
«Он совсем не похож на отца, — подумал Струмилин, — а сейчас сказал точную фразу Леваковского. Откуда в нем это? Ведь он не мог знать отца: тот погиб, когда ему было три года…»
— Откуда вы знаете эти слова?
— Какие?
— Ну вот эти — «усажу, как ребенка».
— А… Сыромятников мне говорил, что это любимые слова отца.
— Верно.
— Мне очень нравятся эти слова.
— Мне тоже. Слушайте, Паша, извините за нескромный вопрос, а почему у вас другая фамилия?
— Это мать. Она отдала меня в детдом, когда все случилось. Потом вышла замуж и уехала во Владивосток. А когда меня направили в ремесленное училище, она сказала, что мои метрики пропали и что фамилия моя Богачев. Это фамилия ее отца, а он жил в Минске, а там все записи в загсе пропали в войну, и никто не мог проверить. А уж после того как моего отца реабилитировали и ей вернули его Золотую Звезду, она мне все написала.
— А почему вы сейчас не возьмете свою настоящую фамилию?
Богачев долго молчал, а потом ответил:
— Это для меня — как в партию вступить. Думаю, еще рано. Я — Богачев, а Леваковским мне надо стать.
В Чокурдахе дул сильный боковой ветер.
— Ну как? — спросил Струмилин. — Будете сажать?
— Если разрешите — конечно!
— Разрешаю.
Володя Пьянков занял свое место: на маленьком откидном стульчике между Струмилиным и Богачевым. Он привычно глянул на показатели приборов и сложил руки на коленях, готовый выполнить любой приказ пилота точно и незамедлительно.
Богачев мастерски и легко выполнил «коробочку», а потом повел самолет на снижение. Струмилин не смотрел в сторону Богачева. Он смотрел прямо перед собой и видел ровное снежное поле метрах в ста слева от самолета.
ebooksa