— Скоро узнают все. Хорошая собачья упряжка через двадцать четыре часа будет стоить здесь бешеные деньги. Как только кончится обед, вы отправитесь в дорогу. Я все устроила. Придет индеец и принесет вам письмо. Вы прочтете письмо, притворитесь, что очень взволнованы, извинитесь и уйдете.
— Нет… Я не хочу расставаться с вами так скоро…
— Глупости! — шалотом воскликнула она. — Вы должны выехать сегодня же ночью. Надо достать собак. Я знаю две подходящие запряжки. Одна у Гансона — семь больших собак. Он просит по четыреста долларов за каждую. Сегодня это дорого, но завтра это будет дешевкой. Затем у Ситки Чарли есть восемь малемутов, за которых он просит три тысячи пятьсот. Завтра он Рассмеется, если ему предложить пять тысяч. У вас тоже есть собаки. Но не мешает скупить за ночь все лучшие запряжки. Вам предстоит путь в сто десять миль, и собак надо будет менять возможно чаще.
— Я вижу, вы хотите, чтобы я во что бы то ни стало принял участие в этой гонке.
— Если у вас нет денег на собак, то я…
Кит не дал ей договорить.
— Собак я могу купить сам. Но не думаете ли вы, что это азартная игра?
— После ваших подвигов на рулетке в «Лосином Роге» азарт вас едва ли испугает, но — это спорт. Гонка на приз в миллион долларов. Вам придется состязаться с лучшими здешними гонщиками. Большой Олаф в городе. Он — самый опасный ваш соперник. Аризона Билль тоже примет участие. Все внимание будет сосредоточено на них.
— И вы хотите, чтобы я выступил в роли темной лошадки?
— Конечно. В этом и заключается ваше преимущество. С вами не будут серьезно считаться. Ведь вас до сих пор считают чечако. Вы еще и года здесь не живете. Пока вы не придете первым к финишу, никто вас и не заметит.
— Значит, темной лошадке придется показать свой класс на финише? — сказал Кит.
Она утвердительно кивнула головой.
— Пока вы не выиграете заявки на Моно-Крике, я никогда не прощу себе, что я подвела вас на Сквау-Крике.
Кит почувствовал, что ее слова заставляют кровь быстрее двигаться по его жилам. В ее глазах он прочел весть более важную, чем весть об участке, на который Сайрус Джонсон не успел сделать заявку. Он пожал ей руку под скатертью.
«Что скажет Малыш?» — подумал он. Почти ревниво смотрел на фон-Шредера и Джонсона. Неужели они не замечают необыкновенной прелести этой девушки?
— Аризона Билль — белый индеец, — продолжала она. — А Большой Олаф — охотник на медведей, король снегов, могучий дикарь. Он выносливее любого индейца и никогда не знал другой жизни, кроме жизни в морозной пустыне.
— О ком вы говорите? — спросил через стол капитан Консадайн.
— О Большом Олафе, — ответила она. — Я рассказывала мистеру Беллью, какой он замечательный ездок.
— Вы правы, — прогудел капитан басом. — Большой Олаф лучший ездок на Юконе. В тысяча восемьсот девяносто пятом году он провез правительственные депеши после того, как два курьера замерзли в Чилькуте, а третий провалился в полынью на Тридцатой Миле.
Кит, не торопясь, ехал к Моно-Крику. Он боялся утомить своих собак до главной гонки. Кстати, он изучал каждую милю тропы и отмечал места, где ему придется менять собак. В этом состязании приняло участие столько народа, что все пространство в сто десять миль было похоже на один сплошной поселок. По всему пути были расположены пункты для смены собак. Фон-Шредер, принявший участие в состязании исключительно из спортивных видов, имел одиннадцать упряжек, то есть мог менять собак каждые десять миль. Аризона Билль удовлетворился восемью запряжками. У Большою Олафа было семь запряжек, — столько же, сколько у Кита. Кроме них, в состязании приняло участие сорок человек. Гонки с призом в миллион долларов случаются не каждый день. Цены на собак удвоились и учетверились в результате бешеной спекуляции.