— Полегче, — огрызнулся игрок в карты, — здесь не погоня за заявками.
Все столпились вокруг. Каждый хотел пожертвовать как можно больше. И когда все были удовлетворены, Кит обеими руками поднял тяжелый таз и усмехнулся.
— Мы сможем прокормить все племя до конца, зимы, — сказал он. — Теперь дело за собаками. Пять легких упряжек с хорошим бегом.
Сразу был предложен десяток запряжек, и весь поселок вошел в состав жюри, спорил и препирался, отвергал и принимал.
Как только какая-нибудь упряжка признавалась годной, владелец ее с кучей помощников бежал на двор запрягать.
Одну упряжку забраковали, потому что она только что вернулась из путешествия. Один из владельцев предложил свою, но с виноватым видом показал забинтованную лодыжку, которая мешала ему участвовать в поездке. Его упряжку взял Кит, несмотря на единодушный рев толпы, что он выбился из сил и должен отдыхать.
Долговязый Билль Гаскелл заявил, что хотя упряжка у Толстого Олсена отличная, но сам Толстый Олсен — слон. Толстый Олсен вознегодовал. Слезы гнева брызнули из его глаз, и его жаркую речь удалось остановить только тогда, когда ему было предоставлено место в тяжелом отряде. Игрок в кости воспользовался этим и завладел его упряжкой.
Пять упряжек было, наконец, выбрано и снаряжено, но только четыре погонщика удовлетворяли собрание.
— А Култус Джордж?. — сказал кто-то. — Вот это гонщик, так гонщик! К тому же, он здоров и не устал.
Все глаза обратились на индейца. Но каменное лицо Култуса Джорджа не вогнуло, и он промолчал.
— Вы возьмете упряжку? — спросил его Кит.
Огромный индеец и тут не ответил ни слова. Словно электрический ток пробежал по толпе. Все почувствовали что-то неладное. Толпа зашевелилась, и вокруг Кита и Култуса Джорджа, стоявших друг против друга, образовался круг. Кит понимал, что товарищи выбрали его своим представителем в том, что совершается, и в том, что должно совершиться. Он и сам был раздражен. Он не понимал, как может человек не увлечься общим порывом и отказываться от участия в общем деле. О точке зрения индейца он не подозревал, и все, что происходило, он приписывал исключительно его эгоизму и жадности.
— Вы, конечно, возьмете упряжку? — сказал Кит.
— Сколько? — спросил Култус Джордж.
Короткий негодующий крик вырвался у золотоискателей, и губы их судоржно искривились.
— Подождите, ребята, — закричал Кит. — Он, должно быть, не понимает. Дайте я ему объясню. Слушайте, Джордж. Разве вы не видите, что здесь никто никого не нанимает? Здесь все дают, что могут, чтобы спасти двести индейцев от голодной смерти.
— Сколько? — сказал Култус Джордж.
— Подождите, ребята. Слушайте, Джордж. Мы не хотим, чтобы вы сделали ошибку. Эти голодающие люди — ваши соотечественники. Они из другого племени, но они тоже индейцы. Белые люди отдают свое золото, отдают своих собак, свои сани и спорят за честь быть погонщиками. Только лучшие могут ехать в передовых санях. Посмотрите на Толстого Олсена. Он готов был драться, потому что его не хотели брать. Вы должны гордиться, что вас считают первоклассным погонщиком. Здесь дело не в том, сколько, а а том, скоро ли.
— Сколько? — сказал Култус Джордж.
— Бейте его! Проломите ему голову! Дегтю и перьев! — раздались крики среди поднявшейся сумятицы.