— Проходите, товарищ Султанов, — пригласил начальник разъезда, — отдохните с дороги. Тоже на поезд?
Тон у Степана Ивановича был далеко не дружеский. Взглянув еще раз на Шерали, начальник разъезда понял, что тот не собирается уезжать.
— Страшное творится, — как бы извиняясь за свой прием, продолжал Степан Иванович. — Страшное…
Конечно, Шерали видел все происходящее.
— Действительно, больше поездов не будет, — пояснил начальник разъезда. — Пройдет один, без остановки… Из Червонного… Набит до отказа. Вот, чтобы не создавать паники, я… и обманул людей.
Он повернулся к телеграфистке:
— Что там, Аня, нового?
Пока телеграфистка рассматривала узкую ленту, Степан Иванович не то обратился к Шерали, не то рассуждал сам с собой:
— А почему, собственно, обманул? Там, на большаке, конечно, идут машины. Этот состав проскочит — и все. Можно закрывать, свертывать…
Телеграфистка резко повернулась.
— Вам, Степан Иванович, из Червонного…
Козлов вскочил и выхватил ленту из рук девушки. Пробежав глазами сообщение, он непонимающе посмотрел на телеграфистку.
— Это все, — оправдываясь, словно именно она в этом виновата, прошептала девушка. — Оборвалось.
Червонный замолчал.
— «Оставайтесь службе… ждите»… — уже вслух прочитал Козлов. — Как оставаться? Чего ждать?
Начальник разъезда посмотрел на девушку, на аппарат, потом перевел взгляд на Шерали.
— Да, да… — Он скомкал ленту. — Да. Там уже все. Там немец. Надо решать. Сейчас же решать!
Козлов шагнул к окну.
— Аня, запрашивай Узловую. Через семь минут пропустим состав. Последний состав.
И состав ворвался на разъезд. Он нес на себе тяжелейший груз — груз человеческого горя. Стук колес заглушался плачем и криками. Люди плотно облепили вагоны. Люди были на крыше, подножках, они почти свешивались к колесам.