— Надо держаться…
И увидел Тимофей, что Тамара пошла увереннее, тверже…
КОМЕНДАНТ
У фон Штаммера свои планы. Комендант смотрит далеко вперед. Он хочет просто и быстро взять руководителей партизанского движения. В конце концов они сами заявятся. Или у них каменные сердца?
Жена секретаря райкома партии Орлянского уже познакомилась с подвалом. Вслед за ней побывала там и жена комиссара одного из отрядов. В одной семье росли эти сестры — Тамара и Галя. Младшая работает на великую Германию. И хорошо работает… А старшая строптива… Но ключ и к ней нашел фон Штаммер: ребенок. Вначале комендант хотел устроить встречу сестер. Он весело, между прочим спросил Галю.
— Не хотел бы доктор поговорить с родной…
Галя испуганно выставила ладонь. Даже досказать не дала.
— Нет! Нет! Что вы? Вы ее не знаете… Она может броситься…
Разные люди, эти сестры. Фон Штаммер успокоил Галю.
— Не волнуйтесь, доктор. Я спросил так, на всякий случай. Хотел облегчить ее судьбу…
Удивительно разные люди! Комендант вынужден это отметить про себя. Галя даже не поинтересовалась, не узнала, что грозит ее сестре. А ведь она имела право! Она имела право и просить снисхождения. Как-никак, фон Штаммер в долгу перед доктором.
Итак, остается одно: ребенок. Материнское сердце не выдержит. Из-за ребенка мать пойдет на все.
Фон Штаммер поинтересовался, как подействовал подвал на жену комиссара.
— Почувствовала себя плохо… Побледнела… Потом справилась.
Последняя фраза не понравилась коменданту. Подчиненный постарался успокоить фон Штаммера.
— Все это игра, господин майор. Мы дали возможность ей взвесить, обдумать. Следующего вызова она будет ждать с ужасом.
Он прав в какой-то степени, этот гестаповец.
Каждый стук в дверь камеры, каждый шаг часового заставлял вздрагивать женщин. Пожалуй, тверже всех держалась Орлянская.
— Ну, ну, голубушка… — обхватив за плечи Тамару, уговаривала жена секретаря райкома. — Не нужно так… Ведь они наблюдают за нами. Зачем же радовать этих зверей?
В углу по-прежнему всхлипывала и повторяла бессвязные фразы молодая учительница. Гитлеровцы оставили ее в покое. Но учительница теперь никого не узнавала из женщин, боялась их.