— Дороже нет… — продолжал комендант. — Там, в этих лесах, ваш ребенок.
Так вот к чему клонит гитлеровец.
— Вам, конечно, хотелось бы его увидеть… — Комендант пускал кольца в потолок. — Какое жестокое время! Какая неблагородная служба у солдат… Увы! — Он развел руками. — Мы не можем идти на поводу наших чувств. Мы солдаты…
Фон Штаммер любил щегольнуть этим словом — солдат.
Тамара продолжала молчать, насторожившись, подавшись вперед.
— Я вам предлагаю честную игру, — наконец подошел к основной теме разговора комендант, — или муж и отец явятся к нам, или… — Фон Штаммер глубоко вздохнул, выражая этим свое сострадание: что делать, вы сами виноваты. — Или с вашим сыном произойдет несчастье… Это мы в силах сделать.
Он мог бы не произносить последних слов. Тамара и так знает, что комендант ни перед чем не остановится.
— Я вам дам возможность завтра и послезавтра посетить этот кабинет. К сожалению, я буду отсутствовать. Вы сможете полюбоваться лесом, вспомнить сына…
Фон Штаммер придумал пытку пострашнее гестаповского подвала. На прощание он сказал.
— Последнее свидание у вас будет с сыном уже… Увы… Нам достанется только его труп.
Он опять картинно развел руками, хотя не добавил обычных оправдательных слов: солдат; война…
Тамара, сжав ладонями виски, вышла в коридор.
Орлянская сразу поняла, что комендант пустил в ход какое-то новое оружие. Дав возможность Тамаре выплакаться, жена секретаря райкома коротко спросила:
— Все тот же разговор?
— Грозил… Если не соглашусь, то увижу Бахтияра только мертвым.
— Ничего он не сделает… В лес они боятся сделать шаг.
Орлянская гладила Тамару по голове, чувствуя, как рука начинает дрожать: а если…
— Не бойся… Не бойся… — повторяла она. — Ничего с Бахтияром не случится.
А в это время довольный фон Штаммер расхаживал по кабинету. Он был твердо уверен, что женщина не выдержит. Вспомнив об Орлянской, комендант приказал:
— Жену секретаря райкома убрать. Агитатор… Может все испортить.