— А у меня на них нюх! — коротыш подбросил выигранные монетки в ладони, потом достал из складок спущенного с плеч грязного хитона мешочек и потряс им.
Там, судя по звуку, громыхали монеты побольше. Может быть, даже не медные ассы, а серебряные сестерции. Громила недовольно отвернул физиономию.
— Награда за поимку христианина двести моне-е-е-ет, — пропел босяк.
Услышав это, Павел перестал в открытую рассматривать бродяг и отвернулся, блуждая взглядом по прохожим. Его внимание привлек степенный старец с седой бородой и посохом, одетый в долгополые одежды, как иудей. Пожилой мужчина шел мимо хлебной лавки, откуда на всю округу разносился вкусный хлебный дух. В глубине пекарни два мальчика-раба вымешивали ногами тесто в огромной бадье.
Павлу этот старый иудей показался смутно знакомым. Но разве всех упомнишь? Позади были Македония и Балканы, храмы в Афинах и Коринфе, в Фессалии и на Кипре. Позади была христианская церковь, для которой нет ни иудея, ни эллина, ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободного, ни мужчин, ни женщин, но все едины в Боге.
Когда иудейский патриарх почти поравнялся с тем местом, где стоял Павел, то увидел, как путь ему преградил посох, начертавший на дорожной пыли полукруг. Сделавший это проповедник испытующе посмотрел на седобородого патриарха. Тот своим посохом нарисовал еще один полукруг, образовав рыбку.
Патриарх подошел к фонтану, зачерпнул горсть воды, выпил и спросил:
— Кто ты?
— Павел, — был ответ. — Я сегодня пришел в Рим…
— Откуда меня знаешь? — спросил патриарх.
— Петр, ты совсем меня не узнаешь? — спросил озадаченный проповедник.
— Подожди… — Петр коснулся собеседника рукой. — Не здесь. После большого пожара мы все живем в страхе.
Петр покосился в сторону бродяг, играющих в кости. Громила в этот момент говорил пройдохе:
— Если перебьют всю эту христианскую мразь, нам с тобой опять придется работать! — и он неприятно засмеялся.
Петр указал глазами на игроков — мол, видал? Павел прикрыл веки в знак того, что видал, и спросил:
— Сегодня собрание?
— Да, — подтвердил Петр. — У Свайного моста.
— Хорошо, — обрадовался Павел. — Я оглашу свое послание римлянам и…
Его перебила отвратительная брань громилы, опять проигравшегося:
— В рот потные ноги, натертые чесноком! Ты наслал на меня христианское проклятие!!!