Оскверненный трон

22
18
20
22
24
26
28
30

Неожиданный шум заставил Джахангира повернуться – у входа в помещение стоял взволнованный горчи.

– Повелитель… – начал было он, но не смог продолжить.

– Я же сказал, что не хочу, чтобы меня отвлекали, и что я хочу остаться наедине с Яр Мухаммадом, – посмотрел на юношу Джахангир.

– У меня срочная новость из гарема.

– И что это за новость?

«Неужели что-то случилось с Мехруниссой?» – подумал правитель и неожиданно испугался.

– Речь о госпоже Ман Бай. Слуги нашли ее лежащей на кровати в свадебном платье. Рядом на столе стояла бутылка с опиумом. Они думают, что она выпила слишком много – в бутылке остался один осадок.

Джахангир почувствовал и раздражение, и жалость одновременно. У Ман Бай всегда были проблемы с головой, она часто впадала в истерики и, будучи его первой женой, всегда безумно ревновала его к тем, на ком он женился позже. Много раз она причиняла себе вред только для того, чтобы привлечь его внимание к своей персоне. Скорее всего Ман Бай узнала, что Хусрав ослеплен. Один из слуг, прибывших из Гвалиора с Яр Мухаммадом, должно быть, рассказал о казни, и новости быстро распространились по дворцу. Слепая любовь к сыну не позволяла Ман Бай осознать всю серьезность его проступков. В сыне она видела только непослушного, жизнерадостного юношу. Эта женщина никогда не понимала всю смертельную глубину амбиций шахзаде и того, на что он готов был пойти для удовлетворения этих амбиций. Последние несколько недель жена просила Джахангира простить сына и при этом то умоляла его, то впадала в истерику. Опиум был ее спонтанной реакцией на новость – таким образом она выражала и свой протест, и свою печаль. Его долг – пойти сейчас к ней, даже если он знает, что, придя в себя, она осыплет его несправедливыми обвинениями. Джахангир сам с неохотой отдал приказ ослепить сына, но не жалел об этом. Если за преступлением не последует наказание, то на земле воцарится хаос.

– Я сейчас приду. Прости меня, Яр Мухаммад, – сказал падишах и быстро вышел из комнаты.

Подходя к покоям Ман Бай в гареме, он неожиданно услышал вой. Когда Джахангир вошел, раджпутские слуги толпились вокруг тела, которое неподвижно лежало на диване с откинутой в сторону рукой. Правителю не нужно было никаких подтверждений, чтобы понять, что женщина мертва.

Несколько мгновений он стоял неподвижно, охваченный горем и сомнениями, виня во всем себя. Воспоминания о той Ман Бай, которой она была в самом начале – молодой и жадной до любви, пока демоны не победили ее, – переполняли его. Когда-то он был увлечен ею и никогда не желал ей беды, не говоря уже о подобной смерти. На глаза Джахангиру навернулись слезы, но он вытер их и выпрямился. Он не виноват в ее самоубийстве, и никто не смеет обвинять его в этом. Хусрав вместе со своей собственной разрушил множество чужих жизней – именно он, и только он, довел свою мать до смерти своими непомерными и эгоистичными амбициями. Лицо Джахангира окаменело. Никогда больше он не позволит члену своей семьи поставить под угрозу его правление или благополучие державы.

– Пусть сложат погребальный костер. Кремируйте Ман Бай в соответствии с законами ее индуистской религии и ее положением жены падишаха, – торжественно произнес Джахангир, прежде чем повернуться и в молчании выйти из комнаты.

Глава 8. Светоч дворца

Джахангир томно потянулся, а потом повернул голову и посмотрел на обнаженную Мехруниссу, которая лежала в кровати рядом с ним. Наступило утро после их свадьбы. Жемчужный оттенок ее кожи приглашал его погладить изгиб ее бедра, которое было слегка повернуто в его сторону, но правитель не хотел будить жену. Он наслаждался тем, что наблюдает, как она спит, – как вздымаются ее груди, как выглядят ее полные губы, прямой нос и широкие брови. Никогда не устанет он смотреть на это лицо – в этом Джахангир был уверен. Их свадьба, которая состоялась, как только позволили приличия после смерти его жены Ман Бай и после того, как он подавил второй бунт своего сына, шахзаде Хусрава, ознаменует собой – он был в этом уверен – новый этап как в его жизни, так и в его правлении. С Мехруниссой рядом он достигнет всего, о чем мечтал для себя и для своей династии.

Неожиданно жена открыла свои большие глаза и посмотрела прямо на него.

– Я должен дать тебе обещание, – сказал Джахангир.

– Какое же?

– Что я никогда больше не женюсь. И хотя у меня есть другие жены – ты будешь последней. – Мехрунисса потянулась, чтобы поцеловать его, но падишах остановил ее: – И вот еще что – в честь нашей свадьбы теперь тебя при дворе будут называть Нур Махал.

Мехрунисса села в кровати. «Нур Махал» означало «Светоч Дворца».

– Это большая честь… – ответила женщина.