Митра,

— Дома и знает о вас.

— А может быть, вы хотите зайти ко мне?

— До вас далековато.

— Но ведь вы не мусульманка.

— Но я иранка.

Ганс вынул из кармана маленькую коробочку и подал ее Марте. Девушка открыла ее и извлекла узорчатый золотой наперсток.

— Это на счастье в честь сегодняшнего праздника.

— Теперь я с полным правом могу утверждать, что у меня золотые руки, — засмеялась Марта.

В салоне мраморного дворца собралась вся семья фон Витгенштейнов. Слушали радиопередачу из Берлина.

— А может быть, немного пройдемся? — предложил Генрих, которому это уже надоело. Но его отец хотел прослушать последние известия и, обращаясь к Ширин, сказал:

— У меня кое-что есть для вас. Господин Ганс Бахман вручил мне только что изданную «Майн кампф», переведенную на персидский язык. У нас есть и немецкое издание, так что вы можете сравнить. Это очень поможет вам в изучении языка.

— Тоже мне! Единственное, чему эта книга наверняка не научит, так это языку, — сказал Генрих. — Насколько мне известно, вы любите поэзию. У меня есть томик стихов великого немецкого поэта. Вы найдете там не только красоты языка, но и душу нашего народа. Это любимый поэт моих родителей — Гейне. Наверное, поэтому меня назвали его именем. Вы знаете, что именно Гейне написал прекрасные стихи о вашем национальном поэте Фирдоуси.

— Я охотно почитаю.

— Ты ведь знаешь, — вмешалась Кристина, — что сейчас настоящие немцы не читают таких поэтов, как Гейне, и тем более никому их стихов не рекомендуют.

Генрих промолчал. Диктор перешел к последним известиям. Август весь обратился в слух и попросил соблюдать тишину.

Из репродуктора доносился крикливый голос Гитлера.

— Можешь ли ты представить себе иную силу, которая так последовательно и бескомпромиссно, шаг за шагом, возвращала бы все то, чего лишил нас Версальский договор? Скоро придет очередь Польши, и твое поместье снова окажется в третьем рейхе. Думаю, что нам это удастся так же, как и в Чехословакии: мы займем и эту страну без единого выстрела.

— Да, да, в этом безумии есть своя система… — Карл хотел продолжать, но его прервала Наргис:

— Вашу милость к телефону.

Барон вышел из салона. Гитлер все еще что-то выкрикивал, но задумавшийся Генрих не слушал. Наконец он подошел к столу, что-то написал на листке бумаги и протянул его Ширин: «Пожалуйста, придумайте что-нибудь. Страшно скучно».