На Дальнем Западе

22
18
20
22
24
26
28
30

— Видел? Змея! Как она выскочила из огня? — крикнул трапперу Гарри агент.

— Видел! — отозвался тот. — Постой, я попробую снять ее с седла пулей…

— Оставь! Нельзя задерживаться ни на мгновенье, — остановил его Джон Максим. — Гони, гони своего коня, а то быть и твоему скальпу у седла какого-нибудь краснокожего…

Повинуясь приказанию агента, Гарри помчался вперед, ворча, что ведь из-за этой проклятой индианки, помимо всего прочего, ему, Гарри, пришлось не раз лишиться своей законной порции…

— Не ворчи! — окрикнул его Джон Максим. — Дай Бог нам хоть ноги унести благополучно! Уцелеем, тогда посмотрим. Доберемся и до индейцев. Тогда я охотно уступлю тебе девчонку, а на себя возьму обязанности отправить к Маниту или куда-нибудь еще подальше ее мамашу, этого сахема в юбке, Яллу!

Беглецы, выбравшись за территорию гациенды, неслись на восток, потому что только в этом направлении могли показаться войска правительства Штатов, но в этом же направлении могли встретиться, разумеется, и чэйэны, бродящие по степи.

Но надежды Джона Максима на то, что индейские лошади во многом будут уступать коням полковника Деванделля, оправдались в незначительной степени: миля за милей оставались позади беглецов, а крики индейцев доносились ясно и отчетливо, и часто над головами преследуемых свистали пули краснокожих.

Правда, в погоне принимали участие отнюдь не все индейцы: большинство очень скоро отстало, может быть, из-за усталости лошадей, а может быть, чтобы заняться окончательным разгромом гациенды и угоном еще уцелевшего скота. Зато с тем большим остервенением продолжал погоню весьма значительный отряд краснокожих на казавшихся положительно неутомимыми мустангах, имея все время во главе неукротимую мстительную Яллу, женщину-сахема племени сиу.

И мало-помалу таял отряд беглецов: безжалостные пули находили свои жертвы среди негров и мулатов… Каким-то чудом до сих пор невредимыми оставались только дети полковника Деванделля и трапперы.

В этой безумной, отчаянной скачке прошло более двух часов. За это время почти все негры и мулаты, спасшиеся из гациенды, погибли, их скальпы уже были в руках беспощадных индейцев.

Но невероятные усилия, которые приходилось совершать лошадям краснокожих, уже достаточно утомленным предшествующей тяжелой работой во время атак на гациенду, наконец, стали сказываться приходом непобедимой усталости: индейцы, которые только что, казалось, были уже готовы нагнать преследуемых и покончить с ними, вдруг начали отставать все больше, больше. Они хлестали своих коней немилосердно, они кололи их ножами, но кони уже выбивались из сил и замедляли безумный ход. А в то же время кони белых, хотя тоже сильно утомленные, все же оказывались еще способными к продолжению скачки и уносили своих владельцев от смертельной опасности.

Надежда начала проникать в сердце Джона Максима. Если бы удалось продержаться еще хоть полчаса, то индейцы, по крайней мере на этот раз, проиграли…

Но прошло еще несколько минут, и с уст Джона Максима сорвался крик отчаяния, лицо его побледнело, и на глазах выступили слезы.

— Что случилось? — спросил его скакавший рядом траппер Гарри.

— Мы… пропали! — воскликнул прерывистым и тоскливым голосом янки.

— Что ты говоришь, Джон? Что случилось? Ведь индейцы-то отстают, а мы еще в силах уходить…

— Впереди полоса болота!

— Проклятье! Что же делать, Джон? Неужто сдаваться?

— Нет! Попытаемся еще раз… Помнишь, как мы проскочили тогда? Может быть, удастся и теперь. Найдем какой-нибудь брод…

— А если мы повернем вдоль берега? Ведь можно попасть на плавучие пески, и тогда…