Джон Максим обескураженно махнул рукой:
— Свернуть в сторону — это означает отдаться индейцам. Они сейчас же перережут нам путь и перехватают нас голыми руками…
— Вперед же!
И Джон Максим погнал своего коня в тинистые воды. Почти сейчас же его лошадь погрузилась чуть ли не по плечи и потеряла почву из-под ног, но неимоверным усилием выкарабкалась из засасывавшей ее грязи, сделала отчаянный прыжок, нащупала копытами более устойчивый участок и пошла, показывая путь другим.
Некоторое время спустя сзади Джона Максима послышались отчаянные крики: кони обоих трапперов провалились почти одновременно и загородили дорогу остальным.
— Пришпоривайте, пришпоривайте! — кричал Джон Максим, конь которого, как безумный, огромными прыжками несся по болоту и уже приближался к спасительному берегу.
Но тщетны были усилия Гарри и Джорджа: их лошади завязли безнадежно. Они с каждой минутою погружались в тину, их засасывала бездна…
Та же участь постигла и несчастных детей полковника Деванделля: индейцы приближались, а бледнолицые, за исключением одного Джона Максима, тщетно бились в зыбучем болоте саванны…
Джон Максим уже выскочил благополучно на берег. В это время до его слуха донесся клич Левой Руки:
— Стреляйте по цветным, но берегитесь убить бледнолицых! Ялла хочет иметь их живыми и невредимыми…
Джон Максим поднял на дыбы своего коня, словно решившись вновь присоединиться к товарищам, но потом, тряхнув головою, дал шпоры своей лошади и скрылся из глаз…
В глубине сердца и Джордж, и Мэри думали, что янки поступил не так, как должен был поступить: он оставлял их в руках индейцев. Но потом пришла мысль: ведь возвращение Джона Максима было бы совершенно бесполезным. Он пожертвовал бы собой, не изменяя этим ни на йоту положения остальных.
А оставаясь на свободе, он, может быть, мог еще оказать помощь несчастным…
Загремели выстрелы карабинов краснокожих, и немногие еще уцелевшие негры и мулаты, барахтавшиеся в болоте возле Мэри и Джорджа, были поглощены бездной, прекратившей агонию и спасшей бедняг от невероятных мучений, которым они подверглись бы, если б попали живыми в руки краснокожих.
Оба траппера, стиснув зубы, держали карабины в руках, готовые стрелять. Но мгновенье спустя Гарри опустил ружье со словами:
— Ничего не поделаешь! Шабаш! Быть бычку на веревочке! Плакали мои волосы… Но не будем понапрасну еще больше раздражать этих господ: они и так разъярены в достаточной мере… Одним мертвым больше или меньше с их стороны — никакой разницы не будет, а они могут попросту сейчас же пристрелить нас.
Оглянувшись, Гарри вздохнул:
— А Джон-таки улепетнул? Ну, что же. Его счастье! Пожелаем ему счастливого пути. Пусть хоть он унесет от краснокожих свой скальп.
Затем они швырнули в тину свои ставшие бесполезными ружья.
— Не доставайтесь дьяволам!