Сердитый был старик, но хороший. Мне он всегда нравился, даже сейчас.
Все молчали. Потом Валя сказала:
– Вы извините папу, Володя, он очень нервничает. Ему очень дорога эта вакцина.
Я усмехнулся.
– Это естественно, – сказал я. – Вероятно, я на его месте и не так бы еще ругался. Но простите, товарищи, мне придется продолжать работу. Вас, Валя, я попрошу пойти к
Андрею Николаевичу, успокоить его и посидеть с ним. Я
буду осматривать труп и заниматься разными вещами, при которых совсем не обязательно присутствовать… Петр
Сергеевич, хорошо, если бы вы организовали поиски телеги и лошади. Теперь светает, можно уже этим заняться. Я
вас только попрошу поставить вокруг дома охрану.
– Охрану? – удивился Петр Сергеевич. – От кого ж теперь охранять? Ведь Грибков убит.
– Так-то оно так, а все же лучше застраховаться: вдруг у него был сообщник?
– Пожалуйста, – сказал Петр Сергеевич. – Как хотите.
Он кивнул головой и вышел. Я думаю, что в душе он был совершенно согласен с Костровым в оценке моей работы, но он был дисциплинированный человек и считал себя обязанным выполнять мои требования.
– А вам, Юрий Павлович, – сказал я, – советую пойти на кухню – там есть топчан, – лечь и поспать.
– Я не засну, – сказал Вертоградский.
– Ну все равно, посидите, помечтайте, скоро солнце взойдет. Я вас попрошу только из кухни не уходить. Может быть, мне придется попросить вас помочь мне.
– Хорошо, – сказал Вертоградский, – я буду там.
Он вышел на кухню. Валя немного замешкалась. Ей, наверно, хотелось утешить меня в моих неудачах, но она не нашла слов или просто не решилась сказать их и молча поднялась наверх к отцу.
Наконец я остался один.
Я наклонился над трупом. Пуля вошла в висок. Аккуратно, в самую середину виска. Края раны были слегка обожжены. Вероятно, Вертоградский стрелял с очень близкого расстояния, почти в упор. Я еще раз, более тщательно, обыскал одежду. Карманы были пусты. Ни документов, ни даже табака. Тело лежало лицом вниз у самого окна. Ноги упирались в стену несколько выше пола. Очевидно, Грибков уже мертвый вывалился в окно. Это соответствовало словам Вертоградского. Грибков выбил стекло и влезал в комнату, когда его настигла пуля. Он упал, не успев ступить на пол. Подоконник был весь мокрый и грязный. Удивительно много натекло воды и грязи за две-три секунды.