Сергеевич.
Я высунулся в окно. Петр Сергеевич, задыхаясь, бежал к дому. В сером предутреннем свете я увидел еще нескольких человек, бегущих за ним.
– Все благополучно? – спрашивал Петр Сергеевич на ходу.
– Благополучно, – ответил я. – Входите.
Он вбежал в комнату, задыхающийся, потный, взволнованный.
– Кто ж его знал, что он сюда побежит! – говорил он. –
Ребята мои чуть на него не напоролись… Он все думал –
пройдут, не заметят. Ну и угодил в луч фонаря и, сукин сын, так припустил! Ухитрился, черт, обвести их вокруг озера… Кто же мог думать, что он сюда прибежит!. Это кто – ты его так, Старичков?
Я указал на Вертоградского:
– Юрий Павлович.
– Герой, герой! – заговорил опять Петр Сергеевич. –
Прямо герой! Смотри, какие доценты бывают!..
Один за другим входили в комнату запыхавшиеся преследователи. С наганами в руках, возбужденные,
грязные, тяжело дыша, они толпились вокруг лежащего на полу Грибкова.
– Ну, ну, товарищи, – сказал я сердито, – что это вы, в самом деле! Как-никак, следствие идет. Прошу прощения, но придется всем лишним оставить комнату.
По совести говоря, не очень довольные у них были лица. Действительно, жалко было выгонять их на улицу.
Но, делать нечего, беспрекословно, один за другим, они вышли из комнаты. Остались Костровы, Вертоградский и
Петр Сергеевич.
– Ну-с, Петр Сергеевич, – спросил я, – так значит, товарищ Грибков на хорошем счету в отряде?