– Сколько трудов, сколько хлопот! Для боя людей не хватало, а на тропинке к лаборатории каждую ночь караул ставили…
– И в эту ночь он стоял? – опросил я.
Петр Сергеевич безнадежно махнул рукой:
– То-то и дело, что нет! Отряд-то ушел, людей раз, два –
и обчелся. Да и думалось: столько времени ничего такого не было, неужели в последние дни случится?
– А почему ключ от шкафа был не у вас, Андрей Николаевич? – спросил я.
Костров нахмурился.
– Ключ всегда был у Якимова, – сдержанно оказал он.
Петр Сергеевич махнул рукой:
– Как назло, все у него было в руках!
Я разговаривал, задавал вопросы и мучительно, напряженно искал зацепки. Только ниточку, только хвостик… Да, все было совершенно ясно, все было необыкновенно просто, но в самой простоте этой была какая-то странность.
– Если можно, товарищи, побудьте здесь, – сказал я. – Я
посмотрю под окном. Может быть, остались какие-нибудь следы.
Я выскочил в окно и, наклонив голову, осматривая каждую травинку, прежде чем на нее ступить, стал медленно продвигаться между стволами берез.
Я смотрел очень внимательно, но, по совести говоря, не рассчитывал найти ничего важного. Мне нужно было подумать хоть несколько минут – подумать, чтобы мне не мешали.
Все было не так просто.
В самом деле, как назло, все было у Якимова: у него ключи, у него знание всей техники и существа открытия.
Ему полностью и до конца доверяли. Зачем ему кража?
Зачем ему эта ночная прогулка, это ожидание, пока заснет
Вертоградский? Зачем красть изобретение, когда можно просто снять копию? Он хотел, чтобы у Кострова ничего не осталось? Что ж, он мог подложить такую же тетрадь, такие же с виду ампулы и днем спокойно пройти мимо постов…