– В какую уборную? Не хочу.
Кругом засмеялись. Франт пояснил:
– Да вы не беспокойтесь, – в артистическую, говорю, без унитаза.
Загоготали. Подошел врач, в золотых очках, в чесучовом пиджаке, пощупал ногу прямо в чулке, больно сжал щиколотку.
– Пустяки. Легкое растяжение сухожилий. Не ходить, полежать недельку.
– Как недельку? – капризно переспросила Таня, – тон этот так и не изменял ей, как продолжение мыслей во время падения. Хотелось, чтобы услыхали, поддержали хотя бы хохотом. Но лица зевак округлились, глаза потускли. Марья Ивановна схватила ее за талью, тащила к выходу, из приличия причитала:
– Ах, какое происшествие. Едем домой, чего ж тут панику наводить, давку устраивать у входа. Не посмотрят, что жилы растянуты, попросят. Да вы не беспокойтесь, вон у моего старика часто вывихи бывают, прямо врожденно слабые суставы. Ах, незадача.
Детская обида не рассеивалась. Толстуха лицемерно причитала и нелицемерно грубиянила.
– Если вам неохота со мной возиться, пожалуйста…
– Уж там охота или нет – дело пятое, а домой вас доставлю. Что случится, – Михаил Михайлович голову с меня за вас снимет.
На серо-бледных щеках пострадавшей скользнул, как тень заката, румянец, и хотя пропал мгновенно, толстуха успела заметить его, как завесу на ходе к сердцу Тани. И
всю дорогу в фаэтоне болтала только о Михаиле Михайловиче.
– Господи, он душой вам предан. Давеча с вас взора не сводил. От меня ведь не скроешься: все замечу.
Таня улыбнулась, еле слышно ворчала:
– Уж вы скажете, – все замечаете…
И нельзя было понять, верит ли она или не верит, ясно одно: хочет верить.
– Как же это так, взяли его под стражу как преступника, а я тут лежать должна и помочь ничем не в силах. Милый, милый…
В слезах ткнулась в качавшееся рядом жирное плечо, пахнувшее потом и еще чем-то материнским, молоком, что ли. Фаэтон подрагивал, как зыбка; Марья Ивановна презрительно щурилась, поучала:
– То-то, милый! А что делала с ним все время? Человек извелся, поседел. Только не каждому видать: рыжий, а я углядела. Он и на суде слов не вязал, ясно-понятно почему.
Не в себе человек. Тут за мужчиною нужен уход, ласка, а ему все неприятности.