Саранча

смертью запечатлевшего свой подвиг, да, подвиг! Что

таков поступок моего брата, гвардейца, человека обра-

зованного, умного, не столь уже боявшегося смерти, а

главное благородного, вы и сами это показываете, когда

он на суде на очной ставке с Гриневым умалчивает о Маше

Мироновой? Неужто из-за того, что ему нравилась эта

девушка, а она предпочла ему Гринева, стал он бунтов-

щиком, преступником, пособником черни? Нет, не так это

было. И брат мой и ему подобные пошли на помощь воз-

мущенному народу, потрясавшему ветхий трон, воздвиг-

нутый на цареубийстве. Они пошли, видя глубину горя, возмущения дотоле молчавшего народа, видя бесчинства, видя, как утесняют высшие классы и правительство всю

страну нашу, видя неспособность клевретов Екатерины

управлять обширным государством. Брат мой был сослан

в крепость за дуэль. Но эта дуэль была связана с оскорб-

лением величества. „Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный“, – пишете вы. – Да где же

вы такие бунты видели, которые противникам кажутся

разумными и исполненными человеколюбия?»

Я не получил ответа на мое длинное письмо.

Человек, вернувшийся из столицы, привез мне обратно мое послание и сообщил, что редактор «Современника»

погиб на поединке.