– Я был нужен властям, – ответил монах, тяжелым вздохом выдав свое страдание.
– Понимаю, падре. Вы дали отпущение грехов осужденному?
– Да, дочь моя. И немногие оставляют эту юдоль такими умиротворенными, как он.
Донна Флоринда прошептала короткую молитву за упокой души усопшего и набожно перекрестилась. Ее примеру последовала Виолетта, и у дона Камилло, благоговейно склонившего голову рядом с прелестной соседкой, губы зашевелились в молитве.
– Это был справедливый приговор, падре? – спросила донна Флоринда.
– Нет! – с жаром воскликнул монах. – Или люди совсем утратили веру. Я был свидетелем смерти человека, более достойного жить, как, впрочем, и более готового умереть, чем те, кто вынес ему приговор. Что за страшное государство Венеция!
– Эти люди распоряжаются и твоей судьбой, Виолетта,
– сказал дон Камилло. – И твое счастье будет отдано в руки этих ночных убийц. Скажите нам, падре, ваша трагедия имеет какое-либо отношение к Виолетте? Нас окружают непостижимые тайны, и они столь же ужасны, как сама судьба.
Монах перевел взгляд с одного на другого, и выражение его лица несколько смягчилось.
– Вы правы, – сказал он, – эти люди хотят распорядиться и жизнью Виолетты. Святой Марк да простит тех, кто прикрывает свои бесчестные дела его святым именем, и да защитит он ее своими молитвами!
– Достойны ли мы, падре, узнать то, чему вы были свидетелем?
– Тайна исповеди священна, сын мой, но позором покрыли себя живые, а не тот, кто ныне мертв.
– Узнаю руку тех, кто заседает там, наверху. (Так говорили в городе о Совете Трех.) Они годами попирали мои права, преследуя собственные цели, и, к стыду моему, должен признать, что, добиваясь справедливости, я был вынужден подчиниться им, что противоречит и чувствам моим и характеру.
– Нет, Камилло, ты не способен изменить самому себе!
– Моя дорогая, власти Венеции ужасны, и плоды их деятельности пагубны как для правителей, так и для подданных. Из всех порочных методов управления они используют самые опасные, окутывая тайной свои намерения, свои действия и свои обязанности!
– Ты прав, сын мой. В любом государстве единственная гарантия от притеснений и несправедливости – это страх перед всевышним и страх перед людьми. Но Венеция не знает страха божьего, ибо слишком многие погрязли в ее грехах; а что касается страха перед людьми, то дела ее скрыты от людских взоров.
– Мы говорим слишком дерзко для тех, кто живет под ее властью, – заметила донна Флоринда, робко оглянувшись по сторонам. – Раз мы не в силах ни изменить, ни исправить обычаи государства, нам следует молчать.
– Если мы не можем сделать иной власть Совета, надо попытаться ускользнуть от нее, – быстро проговорил дон
Камилло, также, впрочем, понизив голос, и для безопасности прикрыл плотней окна и оглядел все двери. – Вы совершенно уверены в преданности слуг, донна Флоринда?
– О нет, синьор. Среди них есть и верные люди, находящиеся у нас в услужении долгие годы, но есть и такие, которых нанял сенатор Градениго, и это, несомненно, тайные агенты Совета.