Браво

22
18
20
22
24
26
28
30

– И это обещание?.

Виолетта перевела взгляд со своей наставницы на возлюбленного, с возлюбленного – на монаха и опустила глаза:

– Я даю его тебе, Камилло.

Испуганные возгласы вырвались одновременно у гувернантки и монаха.

– Прости меня, дорогая Флоринда, – смущенно, но решительно продолжала Виолетта, – если я обнадежила дона Камилло и тем заслужила неодобрение твоего благоразумия и девической скромности, но подумай сама: если бы он не поспешил в свое время броситься в воды Джудекки, я бы сейчас вообще не могла оказать ему эту незначительную милость. Должна ли я быть менее великодушной, чем мой спаситель? Нет, Камилло, если сенат прикажет мне обручиться с кем-нибудь, кроме тебя, он обречет меня на безбрачие: стены монастыря навеки скроют мое горе!

Беседа, неожиданно принявшая столь решительный оборот, была вдруг прервана тихим и тревожным звоном колокольчика: испытанному и верному слуге было приказано звонить, прежде чем войти в комнату. Но существовало для него и другое предписание: входить, только если позовут или в случае крайней необходимости. Поэтому даже в такую важную минуту этот сигнал насторожил всех.

– В чем дело? – воскликнул кармелит, обратившись к слуге, стремительно вошедшему в комнату. – Почему ты пренебрег моим приказанием?

– Падре, этого требует республика!

– Неужели Святому Марку угрожает такая опасность, что приходится звать на помощь женщин и монахов?

– Внизу ждут представители власти и именем республики требуют, чтобы их впустили!

– Дело становится серьезным, – сказал дон Камилло, один из всех сохранивший присутствие духа. – О моем посещении узнали, и хищная ревность республики разгадала его цель. Призовите всю свою решимость, донна

Виолетта, а вы, падре, будьте мужественны! Если то, что мы делаем, – преступление, я возьму вину на себя и избавлю остальных от расплаты.

– Запретите ему это, отец Ансельмо! Милая Флоринда, мы разделим с ним наказание! – в страхе воскликнула совершенно потерявшая самообладание Виолетта. – Если бы не я, он не совершил бы этого безрассудства. Он не позволил себе ничего, к чему не получил поощрения!

Монах и донна Флоринда смотрели друг на друга в немом изумлении, и взгляды их выражали также понимание того, что напрасно люди, движимые одним лишь благоразумием, будут предостерегать тех, чьи чувства стремятся вырваться из-под опеки.

Монах жестом призвал всех к молчанию и обратился к слуге:

– Кто эти представители республики? – спросил он.

– Падре, это чиновники правительства и, судя по всему, высокого ранга.

– Чего они хотят?

– Чтобы их допустили к донне Виолетте.

– Пока еще есть надежда! – сказал монах, вздохнув с облегчением. Он пересек комнату и отворил дверь, которая вела в дворцовую часовню. – Скройтесь в этой священной обители, дон Камилло, а мы станем ждать объяснения столь неожиданного визита.