Карлуша сел, уткнулся длинным носом в тарелку и заскучал с отстраненным видом. Он был бы даже забавен, если бы не был так озлоблен и странен — словно ядовитый морской еж, кажущийся красивым, пока на него не наступишь пяткой.
М. напряженно посмотрел на Катиш, еще не нападавшую на него, но та, опрокинув рюмочку с хозяином, в диспуте не участвовала и, довольная, наслаждалась вечером. Количество блюд, включавших все «перемены», и запасы чистой посуды на столе говорили о том, что она не собиралась бегать туда-сюда, поднося одно и другое. Кто ронял вилку, брал из корзинки новую, желавший пирожных, тянулся к расписному подносу, чаю — к самовару в углу стола. Хозяин с нежностью смотрел на нее, подкладывая в тарелку лучшие кусочки. Не было сомнений, что прислугой она была с особым статусом, который никто не оспаривал в этом доме.
Трапеза продолжилась в тишине, только дама в шерстяном платье все шептала провизору на ухо и тот снисходительно улыбался.
М. положил Аде Анисимовне салату, затем копченой форели, сам едва успев урвать полбокала рейнского, которым провизор запивал водку (от бесценной бутылки, увы, осталось на смех котам), как настал перерыв в трапезе.
— Мадам и месье! Предлагаю немножко отдохнуть, — пробасил хозяин, кладя салфетку под блюдо. М. показалась, он один опустошил полстола, включая горячительные напитки. — Пардон, загибаюсь, хочу курить!
— Мы разве в «Вокруг света» играть не будем? — забеспокоилась дама номер один.
— В «Потерянные в лесу»! — бойко предложила вторая. В глазах ее мелькнул огонек.
— Лучше «Усадьба счастья», — пожелала Ада Анисимовна, вздыхая.
Карлуша, сидевший без движения над тарелкой, не предложил ничего и смотрел все так же на свои руки — несоразмерные, широкие как лопаты, которые он устроил вокруг нее. Его пришлось хватать за плечо, чтобы встал.
М. не знал этих игр — ни «Вокруг света», ни, тем паче, «Усадьбы счастья». На счет «Потерянных в лесу» у него возникла отчего-то уверенность, что игра эта — с эротическим подтекстом, где охотники неспроста спасают Красную Шапочку… В детстве у них дома была одна — военного толка, которую называли «Веллингтон», но кто-то растерял фишки и в нее не играли. Да и носиться по улицам было куда увлекательней, чем сидеть взаперти и метать на картоне кости.
Провизор душою пообещал, что настольные игры будут, и кофей, и преферанс, но — через полчаса. М. с Карлушей он забрал с собой в кабинет с деревянным балкончиком, висевшим над мостовой, предложив по толстой сигаре. Дамы остались за столом, чтобы обсудить
В сих провинциальный тонах прошел следующий год в жизни М..
Он стал мужчина, отрастил усы, завел трубку, сюртук и трость, мимолетно сходился с барышнями, яростно судил о политике, делал ставки на ипподроме (однажды выиграв рубль). Скажем, что не развил знакомства с семьей провизора, с Адой Анисимовной виделся еще раз, но совершенно случайно — оба сделали вид, что никогда не встречались раньше.
Нашлась ему должность в альма-матер, и квартира обособленная нашлась — удобная, с покладистой хозяйкой и умеренным взносом. Основным занятием стало преподавание, сулившее долгую спокойную жизнь ординарного профессора — с жалованием по выслуге лет, семьей, дачей и патефоном.
А тетка Колокольцева скончалась от сердечного приступа, не дождавшись сыновей с фронта, которые оба пришли домой, но потом эмигрировали в Италию, поскольку до войны учились художеству. Слышал он, но гораздо позже, что один стал политиком и убит, а второй действительно преуспел и даже выставки его где-то там состоялись.
Между тем в стране разливалась смута. Газеты давали новости противоположного толка, так что разобрать, что происходит на самом деле, было невозможно. Их выбирали, смотря по вкусу — от официальной позиции Двора, торжественной и патриотичной, до либерального трепа и грязно-серых листков бомбистов, за которые брали в жандармерию.
Произошла революция и много чего еще, что не охватить взглядом, находясь в беспокойной и мутной гуще. Киев перестал быть приветливым, радостно-оживленным, будто что-то важное вымело из него порывом, содрало бархатистую кожу. Фонари не манили вечером на прогулку, а рождали мысли о мертвецах. Планы на спокойную жизнь разметало в клочья. И чем страшнее казалось происходящее, тем больше М. углублялся в науку, прячась от окружающего за стройностью математических формул.
Шел тысяча девятьсот семнадцатый.
Сплошные вопросы
В позднее воскресное утро в непривычной для себя роли советского гражданина, мужа, служащего музея, да еще строителя фантасмагорического купола («Ох, расстреляют меня за этот купол…», — горько размышлял он), Илья сидел на балкончике в общей кухне, решив рассовать все по полкам, что случилось с ним за неделю. В кухне, как обычно, возились и гремели посудой, но суета ему отчего-то не докучала, а даже наоборот, как бы связывала с реальностью, о которой он принялся с усердием размышлять. Если бы еще удалить из квартиры Вальку… — пятилетний разбойник был настоящим бичом коммунального очага и кровным врагом Каляма. Только что он добрался до картофельной кожуры, сделав из нее фейерверк, и теперь с ором бежал от матери.
ebooksa