— Ай, мама! — взвизгнула Варенька, отскакивая от разлетающихся осколков. — Растяпа! Илья, ну ты что?!
На полу в прихожей покоились останки расписного вазона. Из дверей уже выглядывали соседи: мол, «что случилось?», «велика ли потеря?», и «у нас вот тоже был случай…».
— Ну… не удержал, — сказал Илья, разводя руками.
— Ну?! — наседала на него Варенька, осторожно переступая босыми ножками, чтобы не напороться на битье. — Шикарная ведь была ваза! Может, склеить получится? Ах, Илья…
— Что «ах, Илья»? Тяжелая как слоновий зад. Да и велика она для квартиры. Хрен с ней, с вазой с этой! Другую купим.
— Как так, хрен?! — возмутилась Варенька. — Дорогая вещь, между прочим. Ты что, барон?
— На кой ее вообще было трогать? Стояла и стояла себе. Протере-еть, протере-еть… — передразнил он супругу. — Протерла? Рада теперь?
— Ты ее уронил, а не я, и не надо спихивать!
— А… — отмахнулся Илья, потому что бывает так, когда и есть, что сказать, но сказать нечего.
По зову ОСОАВИАХИМа
Минула вторая неделя.
Вечер четверга согласно висевшему в «красном уголке» расписанию был посвящен навыкам спортивной стрельбы. Илья едва не проигнорировал этот факт, уже собравшись идти домой, когда активист, проныра и чудак Володька Зелинский, вытаращив глаза, подлетел к нему у самого выхода, сообщив фальцетом, что немедленно, не далее, чем через минуту от второго подъезда отправляется авто в стрелковый клуб, и что его только ждут.
Этот Зелинский, бывший каждой бочке затычкой, играл в самодеятельном спектакле красноармейца-разведчика с таким рвением, выкрикивая на весь зал «Тихо, нас могут услышать!», что на ум приходили мысли о сумасшествии.
Илья, отбросив всякую конспирацию, спросил его, где находится этот «второй подъезд», на что получил удивленный взгляд и никакой информации. Видение гонца сгинуло так же быстро, как явилось.
С грехом пополам, крикнув на бегу извинения ожидавшей его Вареньке, не осведомленной о тяготах общественной жизни мужа, он выбежал из музея, обогнул здание и нашел сначала грузовик крытый, увозивший, как вышло, в чистку половики, а затем уж у флигеля «Столярная М. ская» необходимый ему открытый «фиат», направлявшийся в клуб ОСОАВИАХИМа. Запыхавшийся от бега Илья вскарабкался на зеленый борт, пытаясь принять деловой и одновременно веселый вид, говоривший каждому: «Ну что же, товарищи, поехали! Пора-пора — постреляем!».
Куривший в окно водитель, позволив Илье подняться, но не сесть, дернул так резко, что тот распластался на полу, ушибив колени, принеся тем самым очередную жертву общественной жизни учреждения. Никто не видел, расползлись ли в тот момент губы шофера в мерзкой ухмылке, что могло статься, потому что позже, снова учинив такую проказу, но уже опрометчиво — с кубинским делегатом-социалистом, он был вытурен вон с работы и с тех пор развозил по столице хлеб, до конца дней ругая чернокожих, евреев и, по совершенно неизвестной причине, малоазийских болгар.
В кузове «фиата» помимо Ильи находились еще трое энтузиастов, разместившихся на жестких скамьях вдоль борта — нервического темперамента гражданин в тюбетейке, прошипевший на Гринева «растяпа», неуемный Кудапов с полотняным портфелем между колен, а также сама Каина Владиславовна Рюх, имевшая, к удивлению Ильи, разряд по стрельбе. Это обстоятельство настолько его поразило, что он пропустил мимо ушей ворчание гражданина под тюбетейкой, и всю дорогу слушал ее наставления в этом трудном, нужном для отчества деле, кидая взгляды то на диковинную Москву тридцатых, то (невольно) на содержимое кудаповского портфеля, в котором тот беспрестанно рылся, доставая неожиданные предметы — банку консервированных сардин, рукав от пиджака в клетку и тому подобное.
Когда выезжали из ворот МИМа, Илья с тоской проводил взглядом Вареньку, шедшую в ситце по тротуару, крикнув ей какую-то ерунду, махнул рукой и скроил извиняющуюся гримасу как у шимпанзе с нездоровой печенью. Она шутливо погрозила ему вслед кулачком, хотя насколько шутила — еще вопрос. Лицо новообретенной супруги выражало плохо скрываемое недовольство, ведь всегда есть подозрение, и немалое, что различного пошиба кружки и секции — только повод сбежать из дома. (Может быть, конечно, их не для того изобретали ответственные товарищи, имевшие целью облагородить, приобщить трудовые массы к цивилизации, но на деле ведь случается так и сяк…)
Грузовик долго вез в сторону Капотни, затем резко свернул на грунтовку, покрутился меж пустырей и, нырнув за рощей, остановился у КПП с длинным полосатым шлагбаумом, за которым, пропущенный часовым, встал у приземистого павильона с надписью: «ССК „Стрелок“».
Над округой слышались хлопки, пулеметный треск и несло едкой пороховой гарью. Птицы то и дело срывались стаями с крон, но, странное дело, кружили, не улетая, — то ли попривыкнув к стрельбе, то ли сознательно щекоча себе нервы.
ebooksa