Кит, всегда бывший разговорчивее партнера, затараторил. Но от сумасшедшего рассказа Кита Каляде вовсе не стало лучше. По нему выходило, что это он, Кит, «замочил» Каляду из обреза, схавал его долю и теперь шарахался от него, думая, что встретил на курорте покойника.
Выпили еще по одной. Молча посидели, глядя на кривляния Бибера в телевизоре. Оба, поморщившись, отвернулись.
Тут Кит вдруг засуетился, сжал губы и кинулся за спину Каляде, быстро неловко пырнув его ниже ребер и одновременно взвыв как простреленный навылет койот.
Каляда встал, повернулся лицом к убийце и медленно сполз по стойке.
Незнакомец в поезде
Обдав перрон горячим дыханием и гудками, празднично-отмытая «сушка»74 неспешно отчалила с Саратовского вокзала, волоча за собой вереницу спальных; нырнула под гремящий путепровод, минула склады, бараки, иглу котельной, и уже пошла сквозь поля, когда Москву накрыл жесточайший ливень.
Все перевернулось вверх дном, земля и воздух вскипели в струях. В сохранившемся с обезьяньей поры рассудке, более надежном, чем знание логарифма и устава КПСС, горожанам мерещились мангры, тени голодных хищников и хотелось залезть на пальму. За ее отсутствием — на липу или березу — повыше от жутких тварей, стерегущих жертву в траве. Еще лучше — забраться всем семейством в пещеру, завалив камнем выход. Скорлупка рационального разлетелась, бразды взял древний как звезды ум — наследие пращуров столь далеких, что их не пустили на Ковчег.
Хлопали окна, бренчали запираемые щеколды, срывало белье с веревок. Бухгалтеры, швеи и профессора, и даже сотрудники, обремененные до ноздрей гостайной, — все искали себе убежищ, не желая стать щепкой в водовороте. Продлись такое бедствие месяц-два, мир бы снова скатился в хаос, кроме, разве что, высокогорных монастырей, да какой-нибудь арктической экспедиции с запасом спирта на пятилетку. Того гляди, понадобиться еще Ковчег — новый, дизельный, украшенный портретом вождя, населенный сугубо членами профсоюза.
Скорый, несущейся через тьму, резал плотный водный пирог, увлекая пассажиров, хмелеющих от «Арагви» и самогона, рассовавших наскоро вещи и едва успевших распорядиться закуской. Делегация МИМа заняла секцию в центре вагона и теперь сидела в полном составе на нижних полках, двинув под песий хвост мысли о работе и доме, наслаждаясь мимолетной командировочной свободой.
— Подтянем индустрию, и эх! — мотнул кудрями парень-провожатый, присланный заводом в Москву, чтобы без задоринки доставить «культрабов» на торжество. — Трактора! Бронемашины! Я вам говорю! У-у! Такой завод открываем! — развоевался он, опрокинув стопку — третью за три минуты, не считая вокзальной подготовки.
Умный Кудапов сделал страшные глаза и шикнул на молодца: мол, лишнего не болтай — повяжут, с поезда не сойдешь, и нас с тобой, дураком. Что танки? Ну, танки… Зачем про них расфуфыривать?
Парень махнул на него рукой, но все же осекся и продолжил гораздо тише, распространяясь в пределах плацкартной секции:
— Вы не представляете в своих там… театрах-библиотеках… какой это завод! Копаетесь в старье как… Да ну! Будет новое все, с прокатного стана, огненное, круче, чем у этих! Внуки будут гордиться, — и уже криком на весь вагон: — Наливай за рабочий класс!
На боковушке в проходе с хрюком повернулся толстяк, уронив на пол газету. Ее подобрали, но тот уже спал. «Звезду» подоткнули под матрац.
— Молодец, — похвалил толстяка Нехитров, явно раздраженный компанией, и пренебрег искусительно-румяным томатом, поднесенным Асей.
— Это надо видеть, девушка… Как зовут вас? — в глазах прыткого парня загорелось, он двинулся было к ней, но отъехал куда-то вбок, удивившись, что чудное создание не достигнуто, а за плечи его держит похожий на быка Порухайло.
— Да Ася же, — обиженно сказала она — видно, не в первый за вечер раз.
— Ах, да-да, Ася… Там у нас будет, Ася, увидите… Вы враз останетесь в Волгограде, это я вам гарантирую! Останьтесь, Асенька, а?
— Больно шустро, — сердито отворачивалась девица, ни на секунду не теряя парня из виду.
Может и остаться, кстати, а что? Ведь остаются? И парень видный, с перспективой.