Не переставая говорить, господин Баррон переходил от одного к другому и, дойдя наконец до мистера Горация Паттерсона, сжал ему руку с такой силой, что, будь тот действительно духовником, бедцяга пару дней наверняка не смог бы благословлять учащихся Антильской школы!
А неугомонный колонист тем временем продолжал:
— Приготовьтесь к высадке на берег, друзья мои!.. Вы будете жить у меня, все!.. Дом у меня большой, и будь вас в сто раз больше, и тогда вы не смогли бы съесть всего, что растет на моих плантациях... Вы конечно же едете с юношами, мистер Паттерсон... и, естественно, вы также, капитан Пакстон!..
Как всегда, капитан отклонил приглашение, а господин Баррон, не любивший ничего делать дважды, не настаивал.
— Однако, месье Баррон, — заметил ментор, — мы, конечно, благодарим вас за гостеприимство, предложенное с таким... как бы это сказать?..
— Не говорите ничего... Это самое лучшее, мистер Паттерсон.
— Но мы же вас стесним...
— Огеснитё"меня... меня!.. Неужели у меня вид человека, которого можно стеснить... и который вообще может почувствовать нечто подобное? К тому же я этого хочу!
Против такой постановки вопроса возразить было нечего.
Затем, когда мистер Паттерсон решил представить пассажиров по всей форме, плантатор решительно прервал его.
— Да я всех их знаю, этих юношей!.. — воскликнул он. — В газетах были их фамилии, и могу поспорить, я знаю, кто есть кто! Вот, пожалуйста, англичане Роджер Хинсдейл, Джон Говард, Хьюберт Перкинс... и я вел дела с их семьями на Сент-Люсии, Доминике, Антигуа...
Троим англичанам, безусловно, польстила эта фраза.
— А вот, — продолжал господин Баррон, — этот высокий блондин... это Альбертус Лейвен, с Сен-Мартена...
— Совершенно верно, месье, — подтвердил юный голландец, кланяясь.
— А эти двое симпатичных молодцов, стоящие в сторонке, это конечно же Нильс Гарбо с Сент-Томаса, и Аксель Викборн с Санта-Круса... Ну как, пропустил я кого-нибудь!.. А вот ты, там, малыш с живым взглядом, непоседа эдакий, так и вертится туда-сюда, разрази меня гром, если в твоих жилах не течет французская кровь...
— До последней капли, — подтвердил Тони Рено, — но родился на Мартинике.
— Ну что же... в таком случае дал маху!..
— То есть как... дал маху?..
— Конечно!.. Когда француз родится на Антилах, он должен это делать только на Гваделупе, и нигде больше, потому что Гваделупа... это Гваделупа!..
— На свет появляются там, где придется!.. — воскликнул Тони Рено, разражаясь смехом.