— Мои лошади останутся при моей повозке, — сказал Михаил Строгов, не подымая голоса выше, чем позволительно простому иркутскому купцу.
Тогда пассажир ринулся на Михаила Строгова и, грубо схватив ого за плечо, закричал раскатистым голосом:
— Ах так! Ты не хочешь уступить мне лошадей?
— Нет, — ответил Михаил Строгов.
— Ну так вот, они достанутся тому, у кого достанет сил уехать! Защищайся, ибо пощады тебе не будет!
Произнеся эти слова, пассажир выхватил из ножен саблю и принял боевую стойку.
Надя кинулась к Михаилу Строгову.
Гарри Блаунт и Альсид Жоливэ тоже устремились к нему.
— Драться я не стану, — просто сказал Михаил Строгов и, чтобы сдержать гнев, скрестил на груди руки.
— Не станешь драться?
— Нет.
— Даже после этого? — вскричал пассажир.
И прежде чем его успели удержать, рукояткой кнута ударил Михаила Строгова по лицу.
От такого оскорбления Строгов страшно побледнел. Раскрытые ладони его вскинулись вверх, словно собираясь в порошок стереть негодяя. Но высшим усилием воли он сумел овладеть собой. Поединок означал бы не только задержку, но и, возможно, провал всего дела!… Лучше уж потерять несколько часов!… Да! Но терпеть такое бесчестье!…
— Ну, теперь-то ты будешь драться, трус? — повторил пассажир, усугубляя насилие грубостью.
— Нет! — ответил Михаил Строгов, не двинувшись с места, но в упор глядя на пассажира.
— Лошадей, и немедленно! — рявкнул тот.
И с этими словами вышел из зала.
Станционный смотритель тотчас последовал за ним, успев, однако, пожать плечами и окинув Михаила Строгова неодобрительным взглядом.
Впечатление, произведенное этим инцидентом на журналистов, не могло быть в пользу Михаила Строгова. Они и не скрывали своего разочарования. Такой крепкий молодой человек — и дать себя ударить, не потребовав удовлетворения за подобное бесчестье! И они, ограничившись поклоном, удалились. При этом Альсид Жоливэ сказал Гарри Блаунту: