— Мой отец архитектор, его зовут Исидо́р.
— Из греков?
— Догáда! — улыбнулась ему спутница.
— А как ты здесь оказалась?
— Отец строил церковь в Полоцке, а меня украли, когда мы с мамой на базар пошли.
— Эти? — княжич мотнул головой в сторону леса.
— Угу, — коротко ответила девочка.
Было видно, что она не хочет больше об этом говорить. Святоша укоротил портки лысого Юры. Получилось нелепо, зато девочке стало теплее. Напоследок он занялся изготовлением нового шнурка для своего нательного креста.
— А что на нем написано? — поинтересовалась гречанка, указав на кириллицу, что вилась на тыльной стороне золотого крестика.
— «Спаси и сохрани», — ответил княжич.
— Ты меня спас… — задумчиво сказала Ананке и спросила: — А теперь сохранишь?
Святоша улыбнулся, надел на нее свой крест и ответил:
— Сохраню. Ты теперь моя суженая, — и с этой клятвой он поцеловал свою спутницу.
Поцелуй — это от слова «целый». Это пожелание жестом сохранить свою целостность. Не потерять ее, не утратить. Поцелуй Святоши был, как печать, наложенная на Ананке, чтобы оберегать ее. Помогать ей сохранять ее телесную оболочку. Крестное целование у христиан — это высочайший акт клятвенности и верности. Когда отец Святоши Давид уходил из Новгорода в Смоленск, то сказал: «Иду из града вашего: нет вашего целования на мне, а моего на вас». То есть отношения князя и города разрывались…
Ритуал — это вершина языческой культуры. Через ритуал, через ритуальные действия, через обряд языческие жрецы добивались всего, чего им было нужно от их языческих богов. Ведь язычники отнюдь не боялись своих богов. Они понимали, что сделаны с ними из одного небесного тела. С богами можно было договориться, их можно было задобрить, даже приласкать. Жрецы, как режиссеры, ставили ритуальное действо, и главным в нем было не слово, а действия. Если ты сказал слово, а слова материальны, то ты породил что-то. Слова у русов использовались очень осторожно. Например, были обряды, когда русам запрещалось произносить какие бы то ни было слова. На Новый год, то есть в день зимнего солнцестояния, надо было молча зайти в воду и потом так же молча из нее выйти. Или набрать воды, принести домой и там ею умыться. И все это в полном молчании. При разведении огня нужно было молчать, чтобы получить «немой огонь», не опасный для окружающих.
Казалось бы, при чем тут язычество, когда Святоша и Ананке были обращены в христианство с рождения? А при том, что в самые темные и оттого страшные дни в году — дни зимнего солнцестояния — умершие предки приходили наведывать своих живых родственников. Их надо было встретить. Угостить, накормить, ублажить. Чтобы они потом весь год не вредили, а помогали своим живым сородичам. Но вот назвали день зимнего солнцестояния Рождеством, а вместо мертвецов стали стучать в двери ряженые нечистой силой, то есть теми же самыми мертвецами, и их надо было угощать и наливать стаканчик хмельного, чтобы они были счастливы. Так изменилось ли что-нибудь со времен языческих для Святоши? Ничего не изменилось! Кроме того, что в воду стали окунаться в Крещение Господне.
А второй важный день — это день летнего солнцестояния, самый долгий в году. Когда бросали в воду венки и прыгали через огонь, и обязательно нужно было войти в воду и выйти из нее, как солнце. Что-то изменилось с тех языческих времен для христианского мальчика Святоши? Ничего не изменилось! Кроме того, что в воду лазать стали в день Крещения самого Крестителя Иоанна — на Ивана Купала.
Все языческие обряды и ритуалы были завязаны вокруг границ временных: солнцестояние, равноденствие, полная луна, новолуние, полночь и рассвет. Вокруг границ пространственных: ставить специальные обереги границе своего села (позже — крест) и называть их «окрестности»; на границах своего дома; на границах своего тела. Что-то изменилось для Святоши кроме того, что вместо клыков на шее стал болтаться крестик? Ничего не изменилось. Как было это языческой магией, так магией и осталось…
Христианские дети Святоша и Ананке искали подходящее бревно, а нашли заброшенную рыбацкую лачугу с лодочкой-долбленочкой. В ней можно было находиться вдвоем, только тесно прижавшись друг к другу. На этом челне дети и сплавились вниз по реке Поле в озеро Ильмень, где нашли рыбаков и свое спасение. В Смоленск юноша Святослав с отроковицей Ананке попали лишь через год, на весеннюю навигацию, и приехали к князю Давиду и княгине Феодосии уже повенчанными супругами. Святоша получил в княжение Луцк. Ананке родила ему двух дочерей. И все бы хорошо, да потерял он в междоусобной войне свое княжество, а жена, не выдержав невзгод, умерла на двадцать третьем году жизни…
Святослав спустился по узкой кабаньей тропе, извивающейся в траве по самому краю берега. Внизу отливала сталью река Смядынь; по ее сморщенной от ветра поверхности скользили стаи водоплавающих птиц: кряквы, серые утки, различные пеганки. Ему удалось настрелять ярко-рыжих огарей и нырков.