— Следуй в Новгород, найди там церковь Святого Климента, знаешь такую? — спросил Хильдибрандр со старческим смешком.
— Да, я в ней венчался со своей покойной женой, — кивнул князь.
— Спроси там Камень Святого Климента, он там только один, — подмигнул монах и продолжил: — Ляг на него затылком, и он ответит на все твои вопросы.
— Спасибо! — с чувством поблагодарил Святослав.
— Мне не нужна благодарность за то, что я поступаю так, как нужно! — еще раз подмигнул ему монах Хильдибрандр.
Князь вышел из полуземлянки, прошел метров пятьдесят, когда вдруг понял, что мог бы отблагодарить старика хотя бы половиной настрелянных уток. Святослав развернулся и решительно зашагал обратно. Но на месте заросшего папоротником зимовья он нашел лишь старое-престарое пожарище столетней давности. Мужчина осенил себя крестным знамением и вдруг вспомнил слова старика: «Видишь, ничего не происходит…»
Святослав шагнул внутрь ямы со старыми угольями, повертелся на месте, от растерянности пнул заросшую мхом стенку. Пласт земли отвалился, и его взору предстал горшочек. Князь достал клад из замаскированной ниши. Глиняный сосуд был полон золотых византийских солидов императоров Василия II и Константина VIII. Было там и несколько золотников князя Владимира с надписью «Владимир на столе».
На ладью охотник вернулся с добычей к ужину и калитой, полной золотых монет, но в кости со стражниками больше не играл…
В Новгороде Святослав прямо с пристани направился в церковь Святого Климента. Древняя бревенчатая церковь, построенная еще его прапрадедом Владимиром Красное Солнышко, вся перекосилась от ветхости и грозила вот-вот рухнуть и распасться на черные трухлявые бревна.
В храме мужчина нашел священника и произнес в гулкой безлюдной тишине:
— Я хотел бы исповедаться истово, но душа моя пуста. Эта пустота, как зеркало. Я смотрю на себя в это зеркало, и меня охватывают отвращение и ужас…
Священник молчал. Он был очень стар, как и его церковь, и, кажется, подслеповат.
— Отвращение к людям изгнало меня из их среды, — продолжал князь, уперев лоб в бревенчатую стену. — Я живу в мире призраков. Пленник своих грез и фантазий…
— И все же умирать не хочешь? — спросил неожиданно священник.
— Хочу… Я хочу знать, — князь опустился на колени. — Неужели нельзя узнать Бога, почувствовать его? Почему он скрывается от нас в тумане невнятных обещаний и незримых чудес? Как верить верующим, когда не веришь даже самому себе? Что станет с теми, кто жаждет веровать, но не умеет? И что будет с теми, кто не желает и не умеет? Почему я не могу убить Бога в себе? Почему Он так мучительно, до унизительности продолжает жить во мне, хотя я проклинаю Его и жажду вырвать из сердца своего?! Почему, несмотря ни на что, Он, как издевательство, остается реальностью и от нее невозможно освободиться?.. Ты слушаешь меня?
— Слушаю, — бесстрастно ответил священник.
— Я хочу знать! — заявил прихожанин. — Не верить, не предполагать, а знать! Хочу, чтобы Бог протянул мне свою длань, явил свой лик, заговорил со мной.
— Но Он безмолвствует, — то ли спросил, то ли утвердил исповедальник.
— Я кричу Ему в туманный мрак, но там словно никого нет, — сокрушался исповедующийся князь.
— Может, и вправду нет, — неожиданно согласился священник.