— Но тогда жизнь — это невыносимый ужас! — воскликнул Святослав. — Невозможно жить, осознавая, что впереди нет ничего, только смерть.
— Многие не задумываются ни о смерти, ни о тщете жизни, — был ему ответ.
— Но наступит последний день, когда придется заглянуть в бездну, да? — спросил Святослав.
— Наступит, — ответил священник.
— Я понимаю, — продолжил задумчиво князь, — мы осознаем свой страх, наделяем его образом и называем этот образ Богом.
— Ты не исповедуешься, — упрекнул его священник, — тебе нужно что-то другое. Всегда стремись к Небесам, а не к тому, что видишь на земле… Сын мой, каждый день я слышу, как ропщут на Господа. Суровые времена. Трудные времена. Скорбные времена. Да, это правда. Но давай вспомним, что сказал апостол Павел в своем Послании к Римлянам: «Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас». В сравнении с блаженством, которое откроется нам. Воистину, сын мой. И даже более того: я бы сказал, что эта жизнь просто должна быть суровой, чтобы люди не искали земного счастья. Нужно, чтобы эта жизнь была трудной. Потому что та, другая жизнь, пока скрыта от нас. Ты не можешь увидеть Господа или потрогать руками то, что Он нам обещает. Но не отчаивайся. Верь в него. Надейся. Надейся на Него. И Он не разочарует тебя. Несчастья порождают терпение, терпение помогает пройти испытания, пройденное испытание дает надежду. А надежда… надежда тебя не обманет. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
— Жизнь моя прошла в бессмысленных поисках и блуждании, в бессмысленном многословии. Я говорю это без горечи и сожаления, так как знаю: большинство людей живет так же. Но я прошу тебя, батюшка, дай мне Камень Святого Климента!
Священник внимательно посмотрел на князя, затем прошел за Царские врата и вернулся с резным деревянным ларцом, в котором лежала малопримечательная плинфа из черного обсидиана. Святослав достал ее из раскрытого ларца, положил на истертые доски пола и лег на камень затылком.
— Почему Ты забрал у меня Ананке? — спросил князь вслух по-гречески. — И что мне теперь делать?
Он долго так лежал и беседовал. Час, может, и дольше. Священник его не беспокоил. И никто не беспокоил. Новгородцы предпочитали другие храмы — белокаменные, искусно украшенные и возведенные не во имя какого-то римского папы, пусть даже и святого.
Наконец князь встал, поднял камень, протер его рукавом и вернул в ларец. Священник собрался уходить обратно к алтарю, но Святослав задержал его за руку и предложил:
— В этой калите столько золотых монет, что ты сможешь построить новый храм во имя святого Климента Римского. Белокаменный. Великий. Только отдай мне этот камень. Он тебе уже не нужен. И никому здесь не нужен. А мне он душу спасет. Ты же здесь для того, чтобы спасать души, не так ли?
Священник перекрестился. Затем закрыл крышку деревянного ларца и протянул руку. Святослав повесил на нее суму с золотом. И забрал ларец…
В трапезную Киево-Печерской лавры зашел витязь. Он был в полном боевом облачении: в блестящих латах, надетых поверх кольчуги, с большим прямым мечом в посеребренных ножнах, за плечами у него свисал роскошный красный плащ. Витязь медленно шел среди трапезничающих монахов, стараясь никого не задеть, не помешать. Со стен на него взирали суровые лики многочисленных святомученников и страстотерпцев. Витязь дошел до главного стола, где сидели настоятели монастыря. Они оторвались от своей трапезы и вопросительно посмотрели на богатого прихожанина.
— Могу ли я быть чем-то для тебя полезен? — спросил один из иеромонахов пришедшего молодого мужчину.
— Я хотел бы видеть архимандрита, — ответил ему витязь в блестящих доспехах.
Иеромонах усмехнулся:
— Я в этом не сомневаюсь.
— Мне надо увидеть Антония и Феодосия Печерских, — уточнил витязь.
— И как же мне тебя представить? — спросил иеромонах.